Социология невежества - страница 15
Однако такому самосознанию может быть присуща некая ущербность, ибо ментальности примитивных народов свойственно превозносить только то, что обладает древностью, а ко всему новому относиться с подозрительностью. И можно предположить, что это осознание себя новым народом компенсировалось, уравновешивалось у евреев, сынов Израиля, представлением о Божественном управлении историей. Божество избрало еврейский народ на определенном этапе истории: когда Всевышний давал уделы народам, разделяя людей, установил Он границы народов по числу сынов Израиля. То есть еще задолго до появления евреев Бог предназначил и определил место для границ израильского народа. Другими словами, согласно версии профессора Йешаяѓу Лейбовича, еврейский народ появился не в земле Израиля, как ошибочно провозгласили авторы Декларации независимости.
Греки тоже знали, что они новый народ, что культура их молода. И, подобно евреям, они не видели в этом причин для гордости, — напротив, это являлось для них проблемой, которую следовало преодолеть, изъяном, который необходимо было объяснить. И вот, вопреки мнению европейских гуманистов 16 века, мы находим в греческой культуре явные следы чувства неполноценности, которое греки испытывали перед народами, чья древность считалась несомненной, например перед народами Востока, в первую очередь египтянами. В платоновском диалоге Тимей рассказывается о том, как египетский жрец обучал Солона историческим преданиям и истории греческого народа. Ведь культура греков еще очень молода, поскольку греки страдают забывчивостью.
Даже сознание того, что они не являются, так сказать, автохтонными культурами, явно выражено в обоих этих культурах, считавших себя пришлыми, явившимися в облюбованную ими землю извне, с отнюдь не роскошных берегов. Обе эти культуры, несмотря на то что они вели свою родословную от великих и славных предков, не могли гордиться происхождением от древних царей Востока. Когда Писание рассказывает о тех, кто гордится своей принадлежностью к древним царским родам, оно упоминает царей Тира или Египта. Израильский царь не мог величаться этим, точно так же греческий владыка знал о себе, что он завоеватель, чьи предки нагрянули с одной из волн захватчиков в ту страну, где он теперь живет. Однако греки чувствовали при этом, что они превосходят всех остальных людей, и это касалось прежде всего политической сферы. И действительно, они были свободными людьми, тогда как все народы Востока являлись рабами — рабами царя или власти. И именно этим чувством руководствовались греки, описывая войну между эллинами и персами, история которой, как это изображает Геродот, являлась историей борьбы идеала свободы с идеалом политического порабощения. Политический идеал греков — это идеал полиса, города-государства. Он не является тем идеалом личной свободы, который сформировался ныне, после катаклизмов и изменений, происшедших с конца 18 века. Это был идеал полисного самосознания, идеал независимого города-государства, где процветает автаркия и где личные качества человека развиваются в той степени, в какой этот человек является общественным существом.
По сути дела полис был как минимумом, так и максимумом; он был тем самым минимумом, который требуется для организации независимого, самостоятельного общества. Но он также являлся и максимумом, вне которого не могла существовать политическая свобода. Иначе говоря, не могло осуществиться полноценное и равное сотрудничество всех членов общества в политическом управлении государством.
С этим политическим идеалом, с идеалом свободы, связано возникновение идеала открытого знания. Однако начало греческой философии было положено не в Греции, а в греческих городах, находившихся в Малой Азии; только благодаря контактам с большим числом разных культур у греков появился алфавит, а вслед за этим — зачатки научного знания. И лишь в определенной политической атмосфере, благодаря политическому идеалу полиса, сумел развиться и стать осознанным идеал открытого знания, превратившийся в ту точку отсчета, с которой общество начало оценивать самого себя и свои принципы.