София, Анна, Мара... - страница 40

       В обратный путь мы с кузнецом тронулись одновременно, а разъехались на лесной развилке. Из его скупого рассказа я понял, что сноху в лесу возле хутора сильно напугал то ли человек, то ли зверь. Связно баба описать незнакомца не смогла, а потом в родильной горячке вовсе разум растеряла. Озабоченный неприятным осадком, оставшимся после разговора и поздним часом, я пришпорил подкованную красавицу. Дорога к угодьям проходила мимо Чёртовой пасти. Уже совсем стемнело, и лес наполнился невнятными шорохами и тревожными щёлкающими звуками. Приблизившись к оврагу, Апрелька резко всхрапнула. Её большие глаза, цвета густого гречишного меда, выпучились, стремясь выскочить из орбит. Заржав, кобыла встала на дыбы. Я кубарем свалился с неё, прокатился по земле до края ямы и, ломая сучья кустарника, полетел вниз. Обезумевшая лошадь, фыркая, рванула прочь сквозь заросли дикой малины. На дне впадины пахло сыростью, прелью и ощутимо чувствовался смрад разложения и экскрементов, словно рядом находилось логово хищника. Я несколько минут пролежал без движения, глядя вверх, на чёрнильное майское небо, с тонкой серебристой скобой полумесяца и мысленно проводя инвентаризацию организма. Мне повезло, я отделался малой кровью –  расцарапанными руками и лицом и разодранной одеждой. Кряхтя, как старик, поднялся и полез вверх по крутому косогору. Подъём давался тяжко. Ухватившись за выпирающие корневища растений, я  всем телом привалился к земле перевести дыхание и неожиданно провалился в искусно скрытый сухими переплетёнными стеблями и прошлогодней листвой вход в карстовую пещеру.

      Я очутился на твёрдой ровной поверхности, на которой нащупал мелкие камушки и небольшие лужицы воды. Стояла кромешная тьма. Откуда-то поступал слабый приток свежего воздуха, и внутри оказалось гораздо прохладнее. Я не знал, как высоко свод лаза, поэтому вставал на ноги осторожно, с поднятыми над головой руками. На удивление, я выпрямился в полный рост. Похлопав себя по бокам, я вздохнул с облегчением – маленький электрический фонарик не выпал из кармана ветровки во время пикирования с лошади и кувырков по склону оврага. Рассеянный луч искусственного света выхватил из темноты фрагменты окружающего. Я стоял в небольшом достаточно высоком  гроте, из потолка которого торчали корни деревьев.  Пройдя немного вперёд, я увидел, что помещение разветвляется на несколько туннелей. Некоторые из них были слишком узки, чтобы протиснуться человеку. Я выбрал самый свободный проход и двинулся внутрь рукава. Продвигаясь, я постепенно всё ниже пригибался к полу, пока в конце концов мне не пришлось поползти на коленях, местами подныривая под выступы на потолке, похожие на клыки огромного животного. В абсолютной тишине слышалось только моё хриплое дыхание и шуршание одежды. Так я передвигался достаточно долго, и для экономии периодически гасил единственный источник света, опасаясь, что батареи разрядятся не вовремя. Наконец, лаз сузился настолько, что я был вынужден ползти по-пластунски. Испытывая первые признаки клаустрофобии, я начал впадать в панику из-за боязни застрять в тесной кишке туннеля, только неожиданно ход оборвался пустотой. Я всунул туда голову, включил фонарь и в слабом освещении разглядел, что добрался до просторной пещеры. Я ужом протиснулся в щель, встал и, наконец,  почувствовал себя человеком прямоходящим. Мощности луча не хватало осветить естественную залу от одной стены до другой. Причудливые кальцитовые образования спускались с потолка и вырастали из пола. Осторожно обходя гротескные скульптуры, созданные природой, я ступил на середину помещения. В центре лежал  огромный плоский камень, формой напоминающий стол. По бокам он был разрисован непонятными символами и схематическими рисунками животных и людей.  В кем-то определённом  порядке на нём стояли толстые чёрные свечи, сосуды с тёмной густой жидкостью, напомнившей мне венозную кровь. Лежали небольшие букетики трав и пряди волос различной длинны и цвета, перевязанные чёрными атласными лентами. Я подошёл ближе и увидел чётки и ожерелья из мелких косточек – фаланг человеческих пальцев и  черепа, пугающие провалами глазниц. Но главное – внутри пентаграммы, нарисованной сажей в центре каменной столешницы, лежали гримуары моих покойных бабок. Ни секунды не раздумывая, я схватил фолианты, движимый одной мыслью – уничтожить дьявольские труды. Надо было убираться из пещеры, пока не заявилась хозяйка. Я сразу понял, что случайно обнаружил тайный схрон Марии или, Бог знает, кем она стала теперь. Плохо ориентируясь в подземном пространстве, я потерял отверстие лаза, через который попал туда. Передвигаясь по периметру стен, мне удалось обнаружить шкуродёр* (сленг) – очень узкий лаз, при движении по которому человеку приходится тереться одеждой о стены или свод), оказавшийся не слишком длинным – с десяток метров вверх. Извиваясь, как гусеница, я полез по нему на поверхность.