Сокол, 1991 № 1 - страница 18
— Был тут?
— Был.
— Один?
— А чего?..
Вот и он тогда, полвека назад, был такой же лопух. А чего, думал, сделается — никого же нет. В привидения не верил, людей встретить не ожидал, — какие могли быть люди там, куда он первый залез?
Прошлое нахлынуло на него с небывалой ясностью. Будто он молодой, самоуверенный, как прежде сгорающий от любопытства идет по проходу. Хочет вернуться, но опять делает шаг вперед и еще, и еще. Думает о ловушках, вглядывается в пол под ногами, но все идет. Вот и череп пялится на него черными глазницами…
Череп?! Сразу ударило в жар. Значит, близко?!
Оглянулся. Ефим стоял почти вплотную, таращился на череп.
— Чего это?
— Неужто не видел, когда ходил?
— Н-не видел. А-а кто это?
— Наверно, такой же балбес, как ты. Пошел один.
— Давай, дед, ищи быстрей, — не сразу сказал Ефим. Голос звучал так, будто слесаря в этот момент держали за горло.
— Старый череп-то, — успокоил его Климов. — Может, двести лет лежит, а может, все четыреста.
Подумал: не хватало еще, чтобы слесарь сбежал и оставил его тут одного.
И шагнул вперед, опять погружаясь в былое. Вон и знакомый угол показался, ничуть не изменившийся за половину века. Похоже было, что ход тут раздваивался. Но Климов знал, что это всего лишь ниша, у которой в тот самый день рухнул потолок, — вон и земля высыпалась в проход, лежит горкой. Без особого страха, как и тогда, пятьдесят лет назад, он заглянул в нишу и будто наяву увидел белый череп, летящий ему в лицо, и вспышку выстрела заново ощутил, ослепившую, оглушившую…
А потом? Что было потом?
Очнулся он тогда от грохота выстрелов, которые в узких подземельях гремели так громко, будто стреляли над самым ухом. Он лежал на полу, фонарь стоял в метре от лица, освещал низкую нишу, косо подпертую стояком, с потолка которой при каждом выстреле срывались ошметки земли. А у стены увидел он два рогожных мешка, заполненных самую малость, — низ раздувался, а верх, собравшись в складки, стоял торчком. Он бы не обратил на мешки внимания, но возле одного из них что-то блестело, дразнило еще не убитое любопытство. С трудом поднялся. Кровь потекла по щеке, по подбородку, один глаз не видел совсем, и что-то там было возле глаза до того страшное, что он боялся дотронуться до этого места. Шагнул, качнулся и упал прямо на рогожные кули. Рука сама собой попала внутрь мешка, и он вынул тяжелую, блеснувшую желтым пластину, на которой было что-то выгравировано. Попробовал прочесть, но слова сливались, и он понял только смысл: кто-то пожертвовал эту пластину золота Храму. Опять сунул руку в мешок и вынул золотой крест. В третий раз достал монету, на которой уже ничего не мог разглядеть. Ясно было, что это и есть то самое золото, о котором они с Петром столько переговорили, и ясно, что бандиты отыскали его и собирались вынести в рогожных мешках. И не было у Климова сомнений, что они опять придут сюда…
Навалившись на опору, Климов попытался встать. Косо поставленное бревно качнулось. Думая только о том, что ему непременно надо подняться, он навалился на опору всем телом и вдруг почувствовал, что падает вместе с ней. Рухнувший с потолка пласт земли отбросил его головой в проход, и больше он ничего не помнил…
— Что с тобой, дед? Чего ты?!
Ефим дергал его за рукав, зачем-то дул в лицо, и по дутью этому Климов определил: да, выпил-таки слесарь, пока бегал за фонарем. Картина, так ярко высвеченная вдруг проснувшейся памятью, будто заволакивалась туманом. Как после сна, когда ясное видение в считанные минуты затягивается пеленой забытья.
Он увидел, что стоит, прислонившись к стене, и фонаря в его руке уже нет. Фонарь валялся на полу, освещал косой нетронутый скат осыпавшейся земли. Одного взгляда было довольно, чтобы понять: никто тут не копал, и, значит, золото там, под этой землей.
— Ты чего?!
— Голова кружится… И сердце чего-то… И в животе…
Покосился на слесаря и по испуганному, растерянному лицу понял: верит. Говори ему сейчас, что хошь, — поверит.
— Ну ладно, пошли дальше.
Он снова шел впереди, освещая то совсем целый, то обвисший, потрескавшийся свод. Почему-то и страшно ему не было. Главное сделал: установил, где золото и что оно на месте. И еще он знал, что знание его уже не секрет для потомков, восстановивших Храм. И знал, совершенно был уверен, что потомки откопают его и возложат туда, где ему место — под алтарь.