Сократ и афиняне - страница 10

— Не оскорбляй богов, — раздался из толпы голос.

Сократ оглянулся на голос, но продолжал беседу с Зопиром.

— Учиться!

— У кого?

— У учителей мудрости, дорогой Сократ, — польстил собеседнику Зопир.

— Вот тут самый трудный вопрос, любезный Зопир, где мы с тобой не поняли друг друга. Ответь: если ты хочешь, чтобы твой сын стал хорошим гончаром, к кому ты поведешь его учиться — к гончару или к софисту, или к кому-то еще другому?

— Конечно же, к гончару.

— А если ты захочешь, чтобы он стал кузнецом, то к кому?

— К кузнецу.

— А если стратегом?

— Понятно же, к опытному военачальнику!

— То есть к тем, кто знает свое ремесло?

— К тем, кто знает свое ремесло хорошо.

— А кто знает свое ремесло хорошо, если никто из людей не может постичь истины, ибо она у богов? — продолжал испытывать своего собеседника Сократ.

Но Зопир теперь и не думал сердиться и обижаться, он очень хотел понять, к чему приведет их разговор. И не сомневался, что прикоснется к великой мудрости знаменитого афинянина, который с виду оказался совсем не таким, каким Зопир себе его представлял.

— Значит, никто и не может, дорогой Сократ. Но я чувствую, вижу по лицу, — засмеялся Зопир, вспомнив свою профессию, — что у тебя есть ответ. И не мог бы ты, дорогой Сократ, поделиться им с нами, — физиогномист обвел рукой вокруг себя, указывая на изрядно поредевшие ряды слушателей.

— Я полагаю верным то, что знает каждый афинянин с детства.

— Что же это за знания, дорогой Сократ?

— Афиняне знают, что в каждом человеке есть от рождения его собственный деймоний, или гений — дитя богов. Оно и дает возможность каждому человеку стать божественно мудрым, каким бы ремеслом он ни занимался.

— Но почему же тогда не все люди становятся мудрецами? И гончары, и кузнецы, и банщики, и лекари, и пекари, и повивальные бабки, и софисты, и скульпторы, и цирюльники, и корабельщики, и кожевники, и виноделы, и все другие бывают и хорошими, и плохими. Не скажешь ли, мудрый Сократ, как им всем стать обладателями божественной истины хотя бы в своем ремесле?

— Секрета нет, дорогой Зопир, я уже сказал, это знает каждый афинянин. Поэтому им даже неинтересно слушать наш разговор, видишь, они расходятся.

— Я в Афинах недавно и многого не знаю. Буду очень благодарен тебе, Сократ, если испытаешь, как говорят те, кто тебя знает, и меня на моего деймониона.

— Ты продолжаешь забавляться, дорогой Зопир, над стариком, спрашивая о том, что сам прекрасно знаешь. Почему же не каждый человек является мудрецом, если в каждом есть дитя богов, как ты сам думаешь, ответь мне честно.

— Потому что деймоний, если он дитя, должен расти. Надо его воспитывать, как и любого ребенка, — проявил смышленость Зопир, изо всех сил стараясь не отставать от хода мыслей почитаемого им Сократа.

— Точнее никто бы не мог сказать, Зопир. Ты ухватил саму суть дела. И кто может помочь в этом?

— Понял! Понял! — закричал Зопир так громко, как кричал, когда был глухим. — Как же я сам до этого раньше не додумался! Это же так просто! Учителя мудрости помогают пробудить, взрастить и воспитать деймония в себе, а не учат ремеслу. Но если ремесленник не разбудил своего гения, то он никогда не станет истинным мастером. Тогда ему никогда не достигнуть божественной истины. Божественную истину в своем ремесле может постичь только тот, кто с помощью учителей мудрости разбудил в себе дитя богов, своего гения. А с помощью мастера научился своему ремеслу. Держать молоток и зубило научит скульптор, но для того чтобы создать произведение искусства, нужно разбудить, вырастить, развить в себе своего деймониона. Нужно самому трудиться над собой! Так, как трудился ты, дорогой Сократ! Трудился так, что никто из афинян в течение почти 70 лет не заметил того Сократа, которым ты был бы, если бы сам не растил в себе своего деймониона! Я правильно все понял, дорогой Сократ? — на одном дыхании проговорил Зопир.

— А притворялся, что тебе нужен учитель, — устало ответил Сократ, глядя на своего нового и так неожиданно появившегося ученика.

Авгий уже заканчивал работу, когда чуткий слух Сократа уловил странную тишину, причиной которой явно не могли быть руки Авгия, куском холста вытиравшего ему щеки и уши. Странность была даже не в том, что исчезли звуки. Вместе со звуками исчезли движения, колебания, дрожания — все замерло. Сократ открыл глаза и на мгновение испугался — не ослеп ли?! Кругом было темно. Окружавшие Авгия и Сократа люди, как и все остальные на агоре, замерли, глядя на линию горизонта. От Пирея к Афинам наползала невиданная для этого времени года огромная черная туча. Надо сказать, что погода в Афинах всегда была предсказуема. Зима длилась недолго — один или иногда два месяца (гамелион и антестерион