Сократ и афиняне - страница 8
Казалось, что вся агора собралась сегодня у цирюльника Авгия. Давно в Афинах не было такого смешного представления, даже в театре во время комедий. Афиняне шли из булевтериона[5], отложив на время дела Совета, из гелиэи[6] прибежали запыхавшиеся судьи, даже из библиотеки Панэции пришли люди, которые намеревались сегодня заняться серьезными делами.
Даже на Пниксе[7], где иногда собиралось почти все взрослое население Афин, насчитывающее до десяти тысяч человек, никогда не было так шумно, как сейчас у цирюльни Авгия. А так весело — уж точно никогда! Смеялись и те, кто был в это время у храма Гефеста, у святилища Афины, в колонном зале, у алтаря двенадцати богов и у алтаря Зевса, смеялись пританы[8] в Толосе, в Метрооне — храме матери богов, в Нимфее — павильоне с фонтанами. Скульптурный ряд «Герои» был обвешан людьми, как виноградными гроздьями. Одним словом — все собравшиеся на агоре с утра потешались над Сократом. Там, где нельзя было смеяться вслух и громко, улыбались молча. Может быть, впервые после начала и окончания Пелопонесской войны, афиняне, метеки, приезжие и даже рабы смеялись беззаботно и от всей души, как дети.
Люди подзадоривали Зопира. Раздавались выкрики — добродушные и злые:
— Молодец, Зопир! Поддай старичку! Тоже мне — мудрец, который ничем не помог своему полису!
— Вот оно — настоящее лицо этих учителей мудрости!
— Все правда! Такой он и был, только мы, слепые, не видели!
— Других испытывал — вот теперь тебе самому испытание пришло! Нравится?!
— Что, неприятно правду о себе слушать?!
— Глупость говорит глухой физиогномист!
— Как Сократ это терпит! Сбрось его в Аид, Сократ! Не позволяй ему позорить гражданина великих Афин!
— Ответь, Сократ!
Одна небольшая, но дружная группа начала скандировать: «Со-крат! Co-крат! Со-крат!»
— По форме и цвету глаз я вижу, — продолжал Зопир, — что передо мной человек, который находится в постоянной печали от неудовлетворенной жадности. Черный цвет в сочетании с маслянистостью отражает страсть говорить и делать другим пакости, натравливать людей друг на друга. Вражда, ссоры, скандалы — вот стихия, приносящая истинную радость и удовлетворение его владельцу, бездельнику и болтуну. Морщины на щеках — следы мелочного тщеславия, выступившего наружу. Борозда на переносице должна насторожить всех его знакомых, ибо она указывает на злопамятство и на мстительный характер.
Чем больше говорил Зопир, тем серьезнее и задумчивее становился Сократ. Он уже не слушал Зопира и не слышал гомерического хохота собравшихся вокруг людей.
То ли жара так подействовала, то ли безразличное состояние Сократа, то ли были еще какие-то другие причины, но смех, достигнув какого-то порога, вершины, пика, быстро стал стихать. Новые реплики Зопира еще продолжали вызывать смех, но уже не такой громкий, дружный и радостный, как несколько минут назад.
Если бы кто-то мог в это утро посмотреть на агору сверху, с высоты птичьего полета, то он увидел бы, как внизу люди, казавшиеся черными точечками, сначала со всех сторон устремились к одной точке и сбились в большое темное пятно. А через некоторое время от этого пятна стали отделяться такие же точки, которые, сливаясь, превращались в темные ручейки. Большое темное пятно вокруг цирюльни Авгия стало «усыхать», уменьшаться. Сузившись до небольшого пятнышка, оно как бы стабилизировалось: отдельные темные точки продолжали то подходить к большому пятну и сливаться с ним, то отрываться от него и удаляться.
— Обвислые щеки говорят о неутолимом аппетите. Когда бы и сколько бы ни предлагали покушать, обладатели таких щек всегда примут это предложение с радостью. Лысина свидетельствует больше о верности жены, чем о достоинствах ее владельца, — продолжал свои разоблачения Зопир.
— Хорошее от хорошего просто так не уходит, — пошутил кто-то по поводу волос, покидающих голову. Но на него сразу так зашипели со всех сторон, что он смущенно пробубнил:
— Я же просто так, ничего не хотел сказать плохого…
У Зопира от громкого говорения, вероятно, запершило в горле, он стал часто прокашливаться. Наконец, совсем устав, и вовсе замолчал.