Сокровища женщин - страница 24

«Картины других художников, – писал Вазари, – можно назвать картинами, картины же Рафаэля – сама жизнь, ибо в его фигурах мы воочию видим и трепет живой плоти, и проявление духа, и биение жизни в самом мимолетном ощущении, словом – оживленность всего живого».

В этой связи интересно привести слова Хлодовского Р. И., работами которого я постоянно пользуюсь: «Живопись Рафаэля в такой же мере больше, чем только живопись, в какой поэзия Пушкина больше, чем только поэзия. И в том и в другом случае мы имеем дело с реальной действительностью духовной жизни нации в ее предельных, абсолютных формах».

Замысел, исполнение и восприятие картины «Сикстинская мадонна» (1513-1514 гг.) исключительны, и по этому поводу наговорено столько, что возникает желание заново взглянуть на создание художника, который творил свободно, непринужденно, в отличие от Леонардо и Микеланджело, его гениальных современников, отнюдь не думая о соперничестве. Он писал, можно сказать, как Бог на душу положит, спустя рукава, охотно отзываясь на все впечатления земного бытия.

В принципе, композиция картины предельно проста. Казалось бы, найдено уникальное решение – Мадонна с земли поднята на небо, но мы не видим ни земли, ни неба, мы лишь чувствуем высоту, откуда она готова спуститься к людям, с тревогой за сына, который недовольно, по-взрослому, глядит перед собой.

Мадонна, которую обычно изображали сидящей, шествует, легко неся ребенка на руках, края ее покрывала, поверх платья, делают ее фигуру в движении мощной при маленьком, как у юной девушки, лице, – во всем нежная, чуть испуганная грация. У ног ее коленопреклоненный святой Сикст слева и святая Варвара справа. И два ангелочка на краю рампы, поскольку сверху справа и слева свисают края занавеса.

Достойно удивления, это сцена, на которую мы смотрим снизу вверх из глубины зала. Библейский миф предстает как театральное представление, как в античном театре разыгрывались мифы Древней Греции. Религиозное миросозерцание обнаруживает свои первоистоки – миф как поэтическое сказание, что отныне переходит в сферу искусства. Это высшая ступень ренессансного миросозерцания и искусства.

Белинский В. Г. в 1847 году писал из Дрездена под свежими впечатлениями от «Сикстинской мадонны»: «…Что за благородство, что за грация кисти! Нельзя наглядеться! Я невольно вспомнил Пушкина: то же благородство, та же грация выражения, при той же строгости очертаний! Недаром Пушкин так любил Рафаэля: он родня ему по натуре».

Пушкин и Рафаэль – родня по классическому стилю, а именно ренессансному классическому стилю. Великий русский критик это почувствовал, но так и не осознал, что Пушкин такое же величайшее ренессансное явление, как и Рафаэль.

В пору, когда я писал статью «Рафаэль Санти», в серьезных источниках я находил лишь отдельные упоминания и предположения о женщине, которую, по словам Вазари, художник любил до конца жизни и создал ее прекрасный портрет. Еще в 30-е годы XX века исследователи ничего не знали о ней, даже имени, хотя уже всплывало имя Форнарины в связи с портретом женщины с обнаженной грудью, что приписывают одному из учеников Рафаэля Джулио Романо.

Между тем естественно было предположить, что автор знаменитых жизнеописаний имеет в виду удивительный портрет даже среди созданий Рафаэля – Портрет женщины под покрывалом («Донна Велата»). Кто это? Та же самая Форнарина? Словом, о любовных историях Рафаэля, кроме отдельных свидетельств и домыслов, ничего достоверного я не знал.

Но стоило заглянуть в интернет, наткнулся на ряд публикаций о любви Рафаэля к этой самой Форнарине, со всевозможными подробностями, разработанными в русле двух легенд, каковые, видимо, тоже выдуманы уже в наше время в духе Голливуда.

По одной – эта самая Форнарина, дочь пекаря (из купцов) в Риме, которую встретил Рафаэль у виллы банкира Агостино Киджи Фарнезина, где работал над фресками «Триумф Галатеи» и «Амур и Психея», влюбился, заплатил ее отцу 3000 золотых, чтобы она позировала ему, то есть нанял как натурщицу, а поскольку влюбился и как любовницу, хотя у нее был жених, от которого тоже следовало откупиться, тем более что невеста успела сойтись с ним.