Солдат удачи - страница 8
— Почему ты смеешься? — спросила Горри.
— Потому что я передумал пить пунш. Когда мы вернемся домой, я раздавлю бутылочку шампанского.
— А тебе не кажется, что ты слишком много пьешь?
— Кажется. А ты все еще видишь свое привидение?
Горация мрачно взглянула на брата. Джекдо в своем странном безвременье зеленого шара отчаянно пытался заговорить с ней, привлечь внимание.
— Нет, оно ушло, но недалеко.
Джей-Джей потрепал сестру по блестящим мокрым волосам.
— Может быть, в один прекрасный день ты с ним встретишься.
— Надеюсь.
— Я пойду гулять, даже если ты не хочешь, — сказала Мэри Уэбб Уэстон.
Джон Джозеф тяжело вздохнул. Два дня назад отец подарил ему на четырнадцатилетие большую деревянную коробку с сотней оловянных солдатиков в ярко-красных мундирах — целый полк гусар. И единственное, чего сейчас хотелось Джону Джозефу, — это выстроить своих воинов и повести их в атаку против наполеоновских оборванцев. Передвигая фигурки с места на место (в комплект входили также крошечные лошади и пушка), Джон Джозеф подражал звукам выстрелов и пушечному грому. В конце концов, Мэри начала кричать на него, Матильда затопала ногами, а Кэролайн стала умолять прекратить шум. Потом вмешалась мать, и был достигнут компромисс: Джон Джозеф пойдет на прогулку с девочками в сопровождении гувернантки, а за это сможет потом весь вечер играть со своими солдатиками.
«Вечно одно и то же, — подумал он, — Но когда-нибудь я вступлю в настоящую армию и сбегу от них».
Тут он вспомнил преследовавший его сон — смерть от лихорадки, женщину с волосами цвета осенней листвы… Джон Джозеф задрожал от этих воспоминаний. И все-таки жизнь военного привлекала его: так чудесно быть настоящим мужчиной среди других мужчин, пить вино, осушая чашу до дна, смотреть на девушек, пока те не зальются краской от смущения.
— Ну, так ты идешь или нет? — окликнула его Мэри.
— Нет, не пойду, там все равно дождь.
Мэри раздраженно выглянула в окно и убедилась, что брат прав. Однако у нее немедленно родилась новая идея.
— Пойдем поиграем в прятки в заброшенную часовню. И напугаем Кэролайн, пусть повизжит немножко.
Джон Джозеф смерил сестру презрительным взглядом, но ему ничего не оставалось, кроме как согласиться. Иначе его не оставят в покое, а идея поиграть в страшной полуразрушенной часовне, на починку которой у отца вечно не хватало денег, была ничем не хуже любой другой идеи.
Он помолчат, чтобы заставить сестру немного поволноваться, потом великодушно произнес:
— Ну, ладно, так и быть. Но за это ты должна играть со мной в солдатики после ужина. И ты будешь играть за Бонапарта.
— Но я всегда играю за Наполеона. Можно я хоть раз для разнообразия буду Веллингтоном?
— Нет, — ответил брат.
— Ну, пожалуйста. — Мэри начала подлизываться, цепляясь за его куртку пухлыми ручками. — Прошу тебя, Джон Джозеф.
— Ох, ну, так и быть, — снова сдался он и подумал, что с женщинами всегда так (подразумевая при этом мать и сестер): за одну минуту покоя постоянно приходится чем-то поступаться.
Мэри лучезарно улыбнулась.
— Пойдем за малышками, — сказала она и поспешила в детскую.
Джон Джозеф и Мэри действительно считали своих сестричек еще маленькими. Дело было не в разнице в возрасте (когда родилась Матильда, Джону Джозефу было четыре года, а Мэри — два), просто две младшие сестры не могли помнить Лондон, а Джону Джозефу и Мэри лондонская жизнь всегда представлялась чем-то сказочно прекрасным. Они оба возненавидели Саттон с первого взгляда, и дальнейшая жизнь в этом месте оправдала их самые худшие ожидания. Огромные пустые коридоры, чадящие камины, большой зал с выцветшими древними стенами и часовня, в которой пахло сыростью. Вот где теперь приходилось жить и оставалось только с грустью вспоминать о Лондоне.
Порой Джон Джозеф угрюмо бормотал:
— Когда этот дом будет принадлежать мне, я подожгу его и буду хлопать в ладоши от радости, пока он не сгорит дотла.
Сейчас, когда ему уже исполнилось четырнадцать лет, он понимал, что не сделает этого, а просто запрет на замок все двери и будет жить где-нибудь в другом месте. Он всегда гадал, не является ли его страстное желание вступить в армию просто стремлением отделаться от этого гнетущего особняка, в котором предки обитали более трех столетий, или это действительно врожденная тяга к военному искусству. Как бы то ни было, он не питал ни малейшей привязанности к своему дому, и пока они с сестрой шли по коридору западного крыла в комнату Матильды и Кэролайн, Джон Джозеф по дороге мстительно пинал стены. Словно угадав мысли мальчика, Саттон, казалось, содрогнулся, и Джон Джозеф внезапно испытал чувство вины. В конце концов, дом не был виноват в том что стал таким уродливым и сырым. Мальчик подумал, что, когда этот особняк только-только построили и его посетили король Генрих VIII и Анна Болейн (эту историю ему рассказывал отец — значит, так оно и было), то в нем, должно быть, кипела яркая, праздничная и веселая жизнь. Теперь в это трудно поверить, но факт остается фактом.