Солдатский маршал [Журнальный вариант] - страница 30

После завершения похода, в Москве, докладывая Главному военному совету, Конев более отчётливо прояснил обстановку, сложившуюся в тот период в Монголии и вокруг неё. Стилистика, характерная для того времени, в данном случае неважна. «Известно, что опоздание с вводом войск РККА в МНР на 8–10 дней могло изменить обстановку не в нашу пользу, так как банда шпионов и японских агентов Гэндэн, Дэмид, Даризап готовила переворот в МНР 9 сентября, в этот же день должен был состояться переход границы японскими войсками».

Конев всегда, в любых обстоятельствах и при всех правителях был честным и верным солдатом своего Отечества. В тот период он, комдив, скорее всего, не был посвящён в тайны большой политики. В Монголии шла ожесточённая борьба за власть. Всё это происходило на фоне обострения международной обстановки.

Корпус Конева был мощнейшим подвижным соединением, усиленным двумя авиационными полками, двумя мотоброневыми и одной механизированной бригадой, которые имели 545 бронеединиц — танков и бронеавтомобилей. Ничем подобным Квантунская армия на тот момент не располагала. Можно себе представить, какие лица были у японских генералов, когда разведка донесла о марше русских, о численности группировки и, главное, о темпах движения тогда ещё пока потенциального противника.

В эти дни напряжённого марш–маневра, когда стало понятно, что график движения выдерживается с опережением и что отставших и потерь удалось избежать, комдив Конев в какой–то момент действительно почувствовал себя потомком Суворова. Среди любителей и почитателей русской военной истории бродит такой анекдот: однажды, когда Александр Васильевич Суворов после предательства союзников–австийцев оказался запертым со своим войском в Мутенской долине и русским грозила гибель, он вышел вечером из своей палатки к солдатам. Те сидели у костров, доедали свою кашу, чинили амуницию, порядком изношенную в походе, и точили о камни штыки и сабли. Все понимали то положение, в котором они оказались. Поглядывали за высокие шпили перевала Рингенкопф. Если бы можно было перебраться через перевал, они в одно мгновение не только спаслись бы от во много раз превосходящей их армии французов, поджидающих их у выхода из долины, но и мгновенно оказались бы в тылу у них. Суворов понял настроение солдат и, глядя на озарённые закатным солнцем шпили перевала Рингенкопф, вдруг воскликнул: «А что, ребятушки, махнём–ка мы через эту горку! Вот они там очумеют!» Там — это во французском стане, и в австрийских штабах, и в Петербурге, где тоже считали их положение погибельным. Знал ли этот анекдот комдив Конев, нет ли, неизвестно. Но он знал о Суворове всё и восхищался переходом русской армии через Альпы. Однажды, много позже описываемых событий, выступая перед слушателями Военной академии им. М. В. Фрунзе, сказал следующее (запись сделана кем–то из присутствующих): «Даже в годы Великой Отечественной войны у меня не было, пожалуй, таких напряжённых двух суток, как те, осенью 1937 года. Солдаты наши совершили поистине невозможное. Всё происходило в пустыне, где нет ни дерева, ни травинки, где ветры валят человека с ног, где нет дорог, где в лощинах между холмами машины вязнут по самые оси, а на холмах земля порой так тверда, что лопата звенит о неё, как о камень… Когда я смотрю в музее знаменитую суриковскую картину «Переход Суворова через Альпы», мне представляются на ней вместо тех суворовских орлов–гренадеров… наши красноармейцы, что совершили свой славный форсированный марш по монгольскому бездорожью».

Нет, мне всё же кажется, что комдив Конев знал тот старинный анекдот об Александре Васильевиче Суворове. И вполне можно себе представить, как восприняли сообщение о появлении красноармейских мотострелковых колонн на фланге Квантунской армии перед перевалами Большого Хинганского хребта в японских, да и иных штабах.

В Москве тоже были довольны удачно проведённой операцией. Пройдут годы, Красная Армия и союзные армии США, Великобритании, Франции покончат с германским фашизмом на западе, и, планируя операцию по разгрому Квантунской армии Японии, советские штабы примут решение идти в центральную Маньчжурию именно по этому маршруту, через прорыв обороны противника на Хингане.