Солдатский ножик. Рассказы - страница 4
Мама и Люся вышли на жёлтую крутую лестницу и стали спускаться вниз по намытым деревянным ступенькам. И вдруг за дверью раздался отчаянный, горький-прегорький плач:
- Мумуля муя! Мумуля муя!
Мама на минутку остановилась и посмотрела наверх.
- Идем скорей, мамочка! Я так проголодалась, - сказала Люся.
Мама ничего не ответила, взяла её за руку, и они ушли.
Всю обратную дорогу мама молчала: не то сердилась на Люсю, не то думала про что-то своё.
Только и было интересного за всю дорогу, что зашли в магазин да купили вишнёвого варенья. Зато когда вернулись домой, всё стало совсем хорошо. Накрыли стол, зажгли свет и сели вдвоём пить чай с вареньем, будто этого Василька и на свете не было.
После чая Люся построила домик из разрисованных мамой кубиков, а мама взялась за свою работу. Всё было, как всегда.
И завтра, и послезавтра, и после-послезавтра. Всё было, как всегда. Работали, ходили вместе в кино. Один раз даже поехали на автобусе в Парк культуры и отдыха и посмотрелись там в «кривое зеркало». А про детский дом разговоров у них больше не было.
Но через неделю случилось вот что.
Мама вернулась домой с большим-большим пакетом.
- Что там такое? - спросила Люся.
- Не трогай, - сказала мама. - Потом увидишь.
Но Люся не могла дождаться, когда будет «потом». Она потихоньку подошла к пакету и провертела сбоку дырочку. Внутри было что-то голубое, стёганое, - наверное, одеяло.
- Это тебе или мне? - спросила Люся.
- Кому понадобится, - сказала мама.
Пока Люся смотрела сквозь дырочку на одеяло, мама открыла шкаф и стала разбирать Люсины вещи.
Переднички мама положила отдельно, а башмаки и курточку завернула в глянцевую бумагу и спрятала в портфель.
- Ты куда это хочешь нести мои полусапожки?
- Да ведь тебе они уже давно малы…
- А кому же они не малы?
Мама отложила портфель в сторону, села в кресло перед столом и взяла Люсю за обе руки.
- Люся, я должна тебе что-то сказать.
- Лучше не говори… Ну, да ладно, скажи.
Мама покашляла и стала зачем-то медленно переплетать Люсины косички.
- Нехорошо, когда девочка растёт, как ты, совсем-совсем одна…
- Ладно, тогда я буду ходить к нашей соседке. Там есть ещё две девочки. Только ихний Саша дерётся.
- Нет, - сказала мама. - Я, Люся, не про то. Давай-ка мы возьмём к себе ещё одного ребёнка. У тебя теперь нет папы, и это большое горе. А есть такие дети, у которых после войны не осталось ни папы, ни мамы. Ты понимаешь, Люсенька, - никого-никого? Вот я и хочу взять такого ребёнка. Я ему буду мамой, а ты - старшей сестрой.
- Ой, - сказала Люся, - ты, кажется, опять про своего Василька?
- Да, про него, - ответила мама. - Про нашего Василька. Я уже получила разрешение его усыновить, и скоро мы его возьмём к себе.
- К себе? Значит, он всегда будет жить, у нас? И ты будешь его кормить, спать укладывать, игрушки ему делать?
- Да, - сказала мама.
- Значит, это для него ты одеяло покупала? Новое, голубое?
- Нет, для тебя, дочка. А ему мы отдадим твоё, маленькое. Ведь ты уже выросла.
- И сапожки мои ему отдашь, и фартучки?
- Разве тебе их жалко?
- Нет, мне не жалко, а только я этого мальчика почему-то не люблю. Найдём другого.
- Когда же это ты успела его не полюбить?
- А вот когда ты меня в угол из-за него поставила. Раньше этого никогда не бывало!
- Не из-за него, а из-за тебя самой, - ответила мама. - Раньше ты так себя никогда не вела.
А через несколько дней мама с Люсей опять пошли в детский дом.
В детском доме их сразу же повели в комнату директора.
Комната была маленькая, белая, и в ней за столом сидела женщина в белом халате, которую Люся в прошлый раз приняла за доктора.
- Ну, вот и хорошо, - сказала женщина. - Сердечно поздравляю, товарищ Морозова. Признаться, жалковато всё-таки отдавать. Дивный парень!.. Только начнёшь привязываться к ребёнку, и вдруг какая-нибудь мамаша возьмёт его и усыновит.
- Право, мне не хотелось вас огорчать, Антонина Петровна, - сказала мама.
- Да что вы, что вы, голубушка! Я же шучу. Желаю вам вырастить хорошего сына!
В это время в комнату внесли аккуратно завёрнутый пакет.
- Это его приданое, - сказала директорша. - А вот и он сам.