Солдаты и пахари - страница 18

— Ты, поди, кум, за делом пришел?

— Да, за делом… У вас, кум, баня горит, так я думаю: зайду, скажу.

Баня действительно уже догорала, и огонь бежал к пригонам по расстеленному полосками льну… Мужики подсмеивались над Иваном, рассказывали о нем разного рода потешки, но хорошо знали, что Иван, хотя внешне и прост, в самом деле — умный, порядочный человек. И они любили Ивана за кротость нрава, за его смекалистость и честность.

Не вязалась у Ивана Ивановича дружба только с Гришкой. Еще на прошлогодней покровской ярмарке ходили они вместе по рядам, приценивались да приглядывались. Побывали в рыбном ряду, осмотрели конный. Зашли в старый брезентовый балаган, разрисованный желтыми рожами, посмотрели, как китаец вытаскивал изо рта то красные, то зеленые ленты.

— Обман сплошь, — сказал Оторви Голова. — Айда домой. Все одно — в карманах-то у нас ветер. Чего зря глаза пялить.

— Погоди, дядя Иван. Вон цыганы вроде. Посмотрим.

— Ну, давай!

— Эй, православные, кто собаку купит? — кричал молодой цыган. — Зайца берет, волка берет, ведмедя берет!

Одет цыган был более чем легко: на голове — драный казачий картуз с красным околышем, на ногах — белые вязаные носки и глубокие резиновые калоши.

— На покровскую ярмарку приехал, едрена-копоть, а пимы не надел! — сказал ему Оторви Голова.

— Пимы-то были, дядя, да просадил я их вчерася в карты. Шубу соболью проиграл и шапку боброву… Голый, можно сказать, остался!

— Вон оно как.

— Да разве ж я стал бы продавать своего любимого Борзю. Ни в жисть. Каждый день то по зайцу, то по куропатке приносит. Это не собака — клад. Дороже отца родного.

Цыган погладил кобеля, продолжал свое:

— Эй, православные! Кто собаку купит? Зайца берет, волка берет, ведмедя берет!

— Слушай, дядя Иван, — поманил Гришка своего спутника в сторону, — покупай собаку!

— Нашто она мне?

— Сам знаешь, с хлебом-то худо, так мы на охоту ходить будем, зайцев травить. Не пропадем все равно на мясе-то. Заяц, он, конечное дело, не баран, но все же мясо… А мы спарим их, дядя Иван, с моей Куклой. Так они вдвоем-то, у-у-у-у!

— И на колонка, поди, можно будет, и на лисицу? — спросил Иван.

— Ишо как!

— А ну, спроси у цыгана, сколь просит.

Гришка на одной ноге — к цыгану.

— Значит, пес, говоришь, добрый?

— Шибко добрый.

— А цена?

— И цены ему никакой нету! Сердце у меня заходится, как о цене начинаете спрашивать!

— Не ломайся, дело говори, сколь стоит?

— Давай пимы хорошие да шапку новую. Али целковый. Все равно.

— Да ты что, дуришь, что ли? За эту шалаву целковый? — Гришка повернулся и зашагал прочь.

— Постой, красавец! — гаркнул цыган.

— Ну, что?

— Ладно и подшитые пимы, бог с тобой. Али полтинник. Куда деваться?

На этом и срядились. Смекнул кое-что Гришка — и к Ивану Ивановичу.

— Всего рублевку и просит-то. Давай, дяди Иван.

Отвернул Иван Иванович полу, достал платок, растянул ячневыми зубами узел.

— На, веди Борзю.

Весело заприпрыгивал Гришка: обманул цыгана, обманул и Оторви Голову, полтинник в кармане есть, разоставок.

Никакого рвения к охоте кобель, однако, проявлять не собирался. Он часами лежал посередине двора, не лаял на чужих, не ласкался к своим. Только вскакивал иногда, будто чумной, и крутился на месте, пытаясь схватить зубами лохматый, в репьях хвост.

— Ну как, Иван Иванович, собака-то? — спрашивали мужики.

— А что?

— Зайцев-то имат?

— Имат… Да поймать-то не может!

— Отчего так?

— Оттого, что эта псина только и умеет, что жрать в три горла. Морковку сырую и то ест. Ей на живодерне место. Надул меня цыган… И все через этого варнака, Гришку!

— Я-то причем, — оправдывался Гришка. — Ты сам выбирал, а на меня грешишь. Тебе сроду в добры не войдешь!

— Пошел ты от меня подальше, — сердился Иван.

Поприветствовав сейчас семью Ефима, Иван Иванович, как и обычно, присел под порогом и закурил. Был воскресный день. В такие дни мужики любили собираться вместе у кого-нибудь в хате, судачить о том, о сем.

— Солома, слышь, Алексеевич, выходит, — зачал Оторви Голова. Отпусти на завтра Тереху за соломой съездить… Помоги немножко. Я у писаря солому-то выпросил, а на Бурухе на одной не привезти, слаба стала кобыленка… Вашего Гнедка бы припрячь.