Солдаты милосердия - страница 24

Можно сказать, он находился на разных правах со всеми. Никто его как пленного не обижал, не притеснял. И он, как бы в благодарность, старался помогать санитару перекладывать больных, наводить порядок в помещении.

— Курт, иди-ка сюда, — позвал однажды кто-то из раненых. — Только как тебе все это растолковать? Вот ты еще молодой и не знаешь, за что ты воевал. Когда подрастешь, может, разберешься в жизни и с благодарностью к русским будешь вспоминать такой «плен», в каком ты находишься. Может, осознаешь, как тебе повезло в том, что ты оказался в плену у русских.

Курт виновато и смущенно моргал глазами, не понимая смысла разговора. Наверное, потому и решил изучать русский язык. При каждом удобном случае он подходил ко мне с карандашом и блокнотом, спрашивал и записывал произношение тех или иных слов. Записывал и быстро запоминал. Уже на следующий день пытался говорить со мной по-русски.

— Правильно поступаешь, парень, что не теряешь время понапрасну, — учись. Все может пригодиться.

Да, хорошо, если бы разобрался: все доброе бы осталось в памяти и пригодилось. И как бы хотелось узнать, каким станешь ты, Курт?

Возвращалась я однажды с несколькими порожними подводами из эвакогоспиталя, куда сопровождала раненых. Слышу, кто-то стонет в кустах, у дороги. Заглянула, а там человек лежит в немецкой военной форме. Вначале напугалась — не пальнул бы. Отошла. Потом позвала санитара. Смотрит тот на нас умоляюще и просит застрелить. Да что было объясняться. Подхватили его — и в телегу. Он лопочет что-то и показывает на кусты. Подумала, что оружие у него там или вещи забрать просит. Подошла, а кусты зашевелились, и оттуда выползает еще один голубчик. Уложили их в повозку. Разутые и почти раздетые. Окровавленные. Тошно смотреть. У одного из них по локоть оторвана рука, у другого нет стопы. Кроме того, у обоих множественные ранения лица, рук и всего туловища. Мелкие раны и стопа не перевязаны, а культя верхней конечности кое-как прикрыта разорванной нижней рубахой. Вместо жгута использованы связанные и скрученные рукава.

Удивительно, как они выжили. Ведь бои прошли здесь более двух недель назад. Было похоже на то, что поблизости от них разорвались снаряд или мина, осколки которых сыпались на них градом. Возможно, что после ранения они лежали в шоке, а их сочли погибшими и оставили без помощи. А вот от гибели спасла их, определенно, низкая температура воздуха. Осенние ночи были холодными, Временами пролетал снег. А в жаркую погоду, да без обработки ран, давно бы погибли от заражения крови.

Для них во дворе развернули маленькую палатку, чтобы отогреть, поставили железную печку. Врачи, осмотрев, назначили лечение, как и всем раненым, потерявшим много крови. А лечить их приказано было мне.

Мне «везло» на уход за такими ранеными. Приходилось ухаживать и за власовцами, и за бендеровцами. И какую бы неприязнь они ни вызывали, надо было соблюдать тактичность и милосердие. Потом они из рук медиков переходили в распоряжение сотрудников Особого отдела, и дальнейшая судьба их нам не была известна. Да и не очень-то интересовала.

Госпитальные же отделения заполнялись сотнями героических воинов, таких родных и уважаемых, и весь личный состав старался поскорей их вылечить. Они же лежали и со вздохом вспоминали боевых друзей, которые находились в окопах. Вроде бы считали себя виноватыми перед ними в том, что залежались вот тут, в теплом местечке.

Итак, лечим и подлечиваем, встречаем и провожаем своих пациентов. Передовая отошла уже далеко, а мы все продолжаем работать в Киеве.

— Сколько еще здесь будем загорать? — с нетерпением спрашиваем начальника.

— А здесь вам не война?!

Это верно — тоже война. Вражеские самолеты каждую ночь беспокоили жителей города. Порой зенитки не смолкали с вечера и до утра. Город охранялся от нападения с воздуха тысячами зенитных батарей, установленных на чердаках и крышах домов по всему городу и в несколько кольцевых зенитных заграждений вокруг. На помощь им приходили мощные прожекторы, которые с окраин к центру рассекали ночное небо, нащупывая незваного гостя. Попадался он в фокус и начинал метаться, ослепленный. А зенитки спешили сделать свое дело. С окраин и из центра работали так, что от их дружного треска раскалывался воздух.