Солдаты — сыновья солдат - страница 29
Смотрю на эту площадку и вспоминаю. Вспоминаю физкультурные парады в Лужниках, когда на зеленом поле стадиона возникают десятки брусьев, перекладин и сотни загорелых, мускулистых гимнастов проделывают на них упражнения — взлетая, проваливаясь вниз, головокружительно вращаясь, посверкивая на солнце загорелыми телами.
Всесоюзный праздник. Сказочное зрелище. Великолепная, многократно отрепетированная программа, сконцентрировавшая в этот час на столичном стадионе красоту, молодость, мастерство…
А здесь? Вот здесь, сейчас, передо мной?
Всего лишь воинская часть. Пусть гвардейская, пусть орденоносная, но обыкновенная воинская часть, одна из многих воздушнодесантных частей Советской Армии.
Откуда ж сравнение?
Аккуратная, сверкающая желтизной песка, зеленью умытой травы площадка. Она огромна. И вся заставлена снарядами: брусьями, перекладинами, тяжелоатлетическими помостами, шестами, канатами…
Десятки парней, загорелых и мускулистых, ладных, сильных и ловких проделывают в единых ритмах непростые упражнения.
Конечно, площадка чуть поменьше Лужников и ребят не так много.
Но ведь там Всесоюзный праздник, собравший лучших из лучших, а здесь воинская часть, обычное утро обычного дня. Зарядка.
И все же нельзя не сравнивать!
На ребят приятно смотреть — среди них не найдешь не только хилого, а просто обыкновенного сложения. Все богатыри, все атлеты, все гимнасты…
И все легкоатлеты, штангисты, лыжники, футболисты или волейболисты, пловцы.
И еще стрелки, самбисты, боксеры…
И еще мотоциклисты, автомобилисты, радисты…
И, разумеется, парашютисты.
Но об этом потом.
У иных места не хватает на груди от разрядных и иных значков. А узкогрудых, между прочим, здесь не встретишь.
Яркое солнце, изумрудная трава, золотой песок и вихрь загорелых тел.
…А вчера я видел другое. Видел и старался услышать. Но не удалось. Сырой овраг, сюда не попадает солнечный луч и в полдень, здесь глаз сквозь листву не проникает и за два метра, здесь ветки, листья и травинки — должен быть слышен каждый шорох.
Но тут тишина.
Зеленые призраки выскальзывают из кустов, подползают к отвесным, казалось бы, уходящим в небо каменным крепостным стенам. И устремляются вверх зеленые ящерицы! Железные кошки не издают шума, беззвучны движения многих людей. Ни вздоха, ни лязга оружия, ни звука, ни шелеста.
И вот уже люди на вершине стены.
Тогда начинается самбо.
О нет, это не долгая схватка на ковре Дворца спорта в окружении азартных, рукоплещущих зрителей. Нет легких спортивных костюмов, нет строгих судей и ярких огней.
Схватки длятся мгновения, они бесшумны и молниеносны. Часовые «сняты», и люди продолжают движение.
Я, кажется, сказал, что нет судей? Ошибся. Они есть. Офицеры, внимательные и строгие, стоят в стороне. От их взгляда не укроется ни одна мелочь. Вот один из часовых успел приглушенно вскрикнуть, вот чуть звякнул недостаточно плотно пригнанный автомат. Не заметь я недовольно нахмуренных бровей офицеров, досадливого покачивания головой, в жизни не обратил бы внимания.
Но они обращают. Это их солдаты, их бойцы, и поэтому им они спуску не дадут.
А люди продолжают движение…
Вот с легким свистом рассекают воздух ножи, точно вонзаясь в сердца мишеней, вот слабым хлопком детонатора извещают о своей гибели танки, орудия и другие объекты «противника». В реальных условиях здесь уже полыхало бы море огня, летел бы к небу искореженный металл и разбегались в панике застигнутые врасплох враги.
Но это занятия. Даже не учения.
Обычные занятия обычного дня…
Полоса препятствий. Она несколько отличается от обычных полос. Не в сторону облегченности. Гвардейцы по пять человек поднимаются на вышку. Это «самолет». С него, надев предварительно подвесную систему, они устремляются в свой короткий и нелегкий путь.
Подвешенный к тросу десантник быстро приближается к земле — «опускается с парашютом». При этом он должен стрелять из автомата и метко бросать гранату.
Но это лишь только начало. Потом пойдут препятствия. Преодоление по канату водного препятствия, переползание… А еще надо «подорвать» объект, надо «снять» часового, «убрать» из машины водителя, проехать на ней порядочный кусок и, наконец, с помощью рации «доложить» о проделанном.