Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти - страница 13

Невинная сама по себе деятельность может вдруг стать убийственной, если изменятся ее относительные рамки. Еще Рауль Хильберг указывал на этот потенциал исполнения, основанного на разделении труда: каждый сотрудник полиции порядка мог «быть надзирателем гетто или железнодорожного эшелона. Каждому юристу Имперского управления безопасности могло быть поручено руководство айнзацгруппой, каждый делопроизводитель финансовой части главного административно-хозяйственного управления рассматривался естественным кандидатом на службу в лагере уничтожения. Другими словами, все необходимые операции выполнялись силами имеющихся в распоряжении кадров. Где бы ни намеревались провести разделительную линию активного участия, всегда машина уничтожения представляла примечательную репрезентативную выборку немецкого населения» [29]. Если перенести сказанное на войну, то это значит, что каждый механик мог ремонтировать самолеты, которые своим смертоносным грузом убивали тысячи людей, каждый мясник, работавший на предприятиях снабжения, участвовал в разграблении оккупированных территорий. Пилоты Люфтганзы на пассажирских самолетах FW200 во время войны тоже участвовали в дальних полетах, но на этот раз не для перевозки пассажиров, а для того, чтобы топить в Атлантике британские торговые суда. Поскольку деятельность сама по себе не изменилась, носители ро-лей, как правило, не имели повода задумываться о моральной стороне дела или, например, отказываться от своей работы. Она же осталась прежней.

Как уже говорилось, в тотальных учреждениях относительные рамки почти безальтернативны. Это относится уже к солдатам, проходящим военную службу, в еще большей степени — во время войны, но еще больше — в бою.

Можно поразмышлять над тем, что такая длительная, всеохватывающая и с многих точек зрения беспрецедентная война, как Вторая мировая, уже сама по себе имеет «характер чрезвычайно сложного, трудно обозримого события [30].

Для отдельного участника, находившегося в одном из мест происходящего, чрезвычайно трудно ориентироваться соответствующим образом. Отсюда приказ и группа субъективно важнее: они обеспечивали ориентирование там, где ориентиров вообще не было. Важность группы товарищей для собственных потребностей ориентирования возрастает с опасностью ситуации, в которой находится человек. Группа становится тотальной группой.

На фоне теории ролей вопросы о том, каким образом получилось так, что кто-то убивал людей или участвовал в военных преступлениях, в полном смысле являются сначала не вопросами морали, а вопросами опыта. С точки зрения морали они могут ставиться только тогда, когда пределы свободы действий каждого в отдельности будут иметь ощутимые альтернативы, которые не были избраны. Как известно, это относится, например, к отказу от участия в так называемых акциях против евреев, что осталось без юридических по-следствий [31], и для бесконечного числа случаев насилия, творимого по собственной воле, которые мы еще повстречаем в этой книге. Но для многих других взаимосвязанных событий в войне можно трезво констатировать, что свободы выбора и альтернатив действиям, предоставляющимся плюрализмом ролей в гражданских буднях, не существовало.

К набору требований, который предусматривает каждая роль, тесно привязана специфическая оценочная матрица, когда врач рассматривает болезнь не так, как пациент, преступник преступление — не так, как его жертва. Оценочные матрицы управляют интерпретацией конкретных ситуаций и в определенной мере являются микроотносительными рамками. Выше уже шла речь о «не-знании»: каждая оценочная матрица, естественно, включает целую вселенную альтернативных оценок, и таким образом означает всегда и «незнание». Это плохо в случае ситуаций, которые настолько новы, что для их преодоления опыт представляет не помощь, а помеху [32], но оказывается очень функциональным в контексте привычек, потому что не каждый раз необходимо про-изводить сложные размышления, как надо поступать в том или ином случае и какой рецепт окажется правильным для решения проблемы. Оценочные матрицы как типологизированные и обыденные рамки для упорядочивания того, что происходит в данный момент, структурируют жизнь в чрезвычайно высокой степени. Они простираются от стереотипов («еврей — это…») до космологии («Бог не попустит, чтобы Германия погибла»), и в то же время очень специфичны с исторической и культурной точек зрения.