Соленый клочок суши - страница 4

стр.

из футляра на ремне и вонзила ее в петли. Крышка со скрипом поддалась. – Готов? – спросила она.

Нас окатило солнечным светом. Подтянувшись, мы пролезли в дыру в небе и очутились в стеклянной комнате, купающейся в лучах утреннего солнца. Отсюда «Лукреция» выглядела игрушечной лодочкой на гладкой поверхности кристально чистой воды лишь в несколько дюймов глубиной. На самом же деле до дна в этом месте было футов тридцать.

Несколько матросов ныряли за раковинами. С башни маяка открывался вид на весь остров, обрамленный бирюзовыми пятнами отмелей и темно-синей лентой океана вдали. Клеопатра указала на канал Китов, холм Рыбы-парусника и мыс Орлика. В недалеком будущем мне предстояло их изучить так же хорошо, как и свою лошадь.

– Невероятно, – вот и все, что мне удалось из себя выдавить.

– Такую красоту грех не спасти, как по-твоему?

– Ага.

– За исключением этого, – добавила она, указывая на жуткую путаницу старых проводов, самодельные распределительные короба и стробоскоп на верхушке длинной, узкой шахты. – Это должно исчезнуть. Линза, появившаяся здесь вместе с маяком, была не просто плодом инженерного гения. Она была произведением искусства. Линзы, призмы и источник, создававшие луч света, – все вместе это называется «бычьим глазом», потому что выглядит как мишень из прозрачного стекла. Французский физик Огюстен Френель придумал его в начале XIX века.

– Как это работало? – спросил я.

– Хрустальные линзы, скрепленные латунными пластинами, фокусировали свет горелки в ярчайший пучок, направленный к линии горизонта. Вся конструкция весила около четырех тонн и плавала в круглом чане почти в тысяче двухстах фунтах ртути. Это позволяло ей двигаться почти без трения. Она вращалась с помощью часового механизма из тросов и грузиков, который каждые два часа заводил смотритель маяка. Луч света, пронзавший темноту, был виден за двадцать миль. – Клеопатра замолчала, словно вспоминая, как это выглядело в действительности. – Ничто в мире не сравнится с ее светом. Моряки называют ее душой маяка.

– Полагаю, вся эта красота оказалась слишком сложной для двадцатого века, – заметил я.

– Такой красивой вещи место в музее – не здесь. Основание перерезали паяльной лампой и просто выпихнули все это в окно. Остальное довершила сила тяжести. Вот так душу маяка вырвали и разбили о камни, а латунную раму продали на металлолом. – Клеопатра глубоко вздохнула. – И вот чем ее заменили, – добавила она, указывая на прожектор. – В современном мире просто нет времени для ручной подкачки керосина или завода часов. Именем прогресса они превратили маяк Кайо-Локо в гигантский тостер.

Виток за витком спускались мы вниз по лестнице. Виток за витком плела Клеопатра свою сеть. Она не могла позволить себе умереть, пока «бычий глаз» не будет найден и маяку не вернут его душу.

– В супермаркете ее не купишь, – сказала она мне. – Это иголка в стоге сена, но я найду ее. А тем временем нам нужно все здесь привести в порядок. Следует вернуть маяку его прежний вид. Для этого ты мне и нужен.

Выбравшись из мрачных недр башни и очутившись на свежем воздухе, Клеопатра запустила руку в карман брюк и вытащила ключ.

– Талли, я достаточно пожила на свете и знаю, что лапша на ушах – ядовитее всех нефтеперерабатывающих заводов в Техасе, так что перейду сразу к делу. Я знаю, все это, Должно быть, звучит безумно, особенно из уст чокнутой стану и, которая подцепила тебя на пляже в Мексике, но я уверена – судьба свела нас не случайно. Кажется, я там вытащила твою задницу из беды, так что по законам кармы ты мне должен.

– Не могу не согласиться.

– Короче, мне пришло в голову, что ты бы мог поболтаться тут некоторое время и отремонтировать все, пока я ищу линзу, – заключила она.

– Не вопрос, – ответил я. В тот момент тайное убежище в какой-нибудь глуши было как нельзя кстати.

– Работенка непростая, но я почему-то уверена, что ты справишься.

– Думаю, справлюсь.

Клеопатра заключила меня в долгие объятия. Святой Петр, спустившийся на паутинке с ветки «морского винограда», подглядывал за нами.

– Прежде чем мы уйдем, я хочу показать тебе еще одну штуку. Посмотришь, и мы уйдем.