Солёный ветер - страница 5

   Андрей чувствовал, что Ларион многого не договаривает, но понимал, что не в том положении, чтобы отказываться. Какая разница? Начальник БПП или мастер? На ум пришли слова Наполеона: Главное - начать сражение, а дальше будет видно.

  После того, как Андрей согласился, Ларион повёл его к главному инженеру для согласования, или на смотрины, как решил для себя Андрей. Главный инженер завода, как и всё начальство на этом молодом заводе, был молодым, в полном расцвете сил, в кожаной хрустящей куртке. Он ничего не имел против просьбы Лариона о назначении нового мастера. Со словами: Смотри. Тебе ведь с ним работать, - он наложил резолюцию для отдела кадров. На радостях Ларион немного перестарался. Выходя из кабинета, он сказал:

  - Я думаю его приставить на первых порах к другому мастеру, Исмагилову, пусть он его натаскает по работе, - на что Главный неожиданно возразил:

  - Никаких Исмагиловых! Знаю я его! Научит, как не надо работать. Пусть сам учится.

  Ларион лишь кивнул в ответ при выходе из кабинета.

  Оформление в отделе кадров не заняло много времени, при этом начальник отдела кадров называл Лариона не иначе, как Лариосик, больше болтая о рыбалке, чем о работе.

   - С недельку поживёте в гостинице, пока вам малосемейное общежитие оформят. Чек за гостиницу отдашь в бухгалтерию, тебе деньги вернут, - напутствовал Ларион Андрея, когда они выходили из заводоуправления:

  - Так что, давай, устраивайтесь, в столовой поужинайте. А завтра выходи в цех, принимать бригаду.

  Андрей с Валей без труда нашли гостиницу, которая занимала первый этаж пятиэтажного дома. На верхних этажах располагалось малосемейное общежитие, куда вход был с другой стороны здания. По дороге они зашли в продуктовый магазин и не могли удержаться от соблазна, купив целую коробку с банками компота болгарской черешни. От разнообразия невиданных продуктов в магазине на этом краю земли разбегались глаза. Они заселились в гостиницу. В первую же ночь Андрей проснулся от удушливого запаха. Казалось, что где-то рядом жгут шерсть. Валя тоже закашлялась. Андрей оделся и вышел в коридор, но там оказалось ещё хуже, и он зажал полотенцем рот и нос. По длинному коридору в панике бегала дежурная. Андрей остановился и услышал слабое потрескивание. Он огляделся. Сбоку на стене были дверцы встроенного в стену распредщитка. Оттуда и раздавался треск. Андрей открыл дверцу. Треск усилился. Из щитка валили клубы удушливого дыма, заполнявшего щиток. Андрей сбегал к дежурной и спросил у неё фонарик. При свете фонаря, задыхаясь, он разглядел сквозь дым огромную крысу, застрявшую между стеной и оголёнными проводами. Забравшись на автоматический выключатель, она закоротила собой три провода автомата, и шерсть её искрила, как в голливудском фильме. Крыса давно испустила дух и теперь испускала вокруг дым и жуткую вонь. Андрей снова побежал к дежурной и нашёл у неё швабру с деревянной ручкой. Задыхаясь от жуткой вони, он палкой отпихнул крысу от проводов и искрение прекратилось.

  - Ну вот, - облегченно вздохнул он: Теперь можно открывать окна.

   До самого утра вонь так и не выветрилась. Более того, Андрей притащил этот запах с собой на работу, вызывая у окружающих удивлённые взгляды в поисках источника неприятной вони. Он старательно пытался делать вид, что не имеет к этому никакого отношения.

   3

  Утром в цехе Ларион поджидал Андрея, поморщившись при его приближении:

  - Ну и запах, словно собаку палят. Пошли к бригаде, сейчас будет развод на работу.

  Он подошёл к толпе возле верстаков и громко крикнул:

  - Здорово, мужики! Вот ваш новый мастер. Звать его Андрей, отчество как у меня, Леонидович, но сразу говорю, что мы не братья, хоть он такой же здоровый, как я. С вами он сам познакомится, а пока за работу!

  Ларион повернулся и пошёл прочь, считая свою миссию оконченной. Не успел он отойти, как его догнал и схватил за рукав хулиганистого вида невысокий мужичок в телогрейке и громко заорал: - Когда подшипники будут, а?! Я сколько буду их заказывать?!

   Казалось, что он не просто кричит, а вместе с криком выплёскивает из себя энергию, которая заставляла его то приседать, то распрямляться, как пружину.