Солноворот - страница 24

Выйдя из машины и поблагодарив шофера, Вера Михайловна прошла в калитку и остановилась у крыльца. Навстречу выбежала радостная дочь. Поправляя в косе Танюшки белую капроновую ленточку, велела дочери сходить к тете Степаниде за квасом для окрошки, а сама она нарвет зеленого луку, редисочки и будет накрывать на стол.

Пообедав, Вера Михайловна решила пойти к парторгу колхоза Ивану Евсеевичу Порошину, которого все звали Сократычем, и посоветоваться с ним, когда и на каких участках лучше начинать сенокос.

Не успела она поравняться с его домом, как на дороге показалась новенькая «Волга», поблескивающая в свете солнечных лучей никелированной отделкой. Обдав ее облаком пыли, машина повернула к конторе, но, не угодав в проулок, врезалась в изгородь, с треском выломила старенькое прясло и застряла на грядках с луком.

Из машины вывалился черноволосый с загорелым лицом здоровяк, поднялся на ноги и. пошатываясь, как ни в чем не бывало, похвалился:

— Вот как мы живем, земляки! Пьем, едим и на легковых катаемся, как директора какие!

Невесть откуда появившиеся бабы зашумели: да ведь это их Панко Ворон, тот самый Панко, что славился когда-то по округе своими дебошами! Ох, уж этот Панко! Не раз он убегал из колхоза, снова возвращался, даже как-то охранял от браконьеров рыбу в Ключевской курье, но, не поладив с правлением колхоза, опять подался в бега.

Панко вытащил из кармана широченных галифе бутылку водки, ловким ударом по донцу вышиб пробку и, глотнув из горлышка, протянул ее подошедшему колхозному сторожу Митьке Пуле.

— Испробуй, если потребность имеешь.

— Ты что же это, Пантелеймон, эдакое делаешь? Пьешь,, изгороди ломаешь…

— А что? Теперь мы по всей окружности хозяева. Понятно?

— Кто это «мы»? — подойдя к нему, строго спросила Вера Михайловна.

— Мы, товарищ председатель! Мы с начальником стройки. Все скоро будет наше — вплоть до Верходворья. И земли и угодья — все, одним словом, и эти вот ваши огородцы луковые. Понятно? Не понятно, так потом поймете. — И, достав из кармана перегнутую вдвое тетрадку, крикнул: — Ну, мужики и бабы, за вами приехал! Кто желает ко мне на стройку — записывайтесь! На работу отсель буду вас возить на автобусах. Туда двадцать минут, оттуда — двадцать. Как в Москве. Гарантийная зарплата. А также плюс премии каждый квартал. Четыре раза в год по тыще и больше. Понятно? Ну-у?

— Катись-ка ты отсюда, репей! — не стерпев, крикнул Митька Пуля. — Репей ты был, репьем антиколхозным и остался.

— Не выражайся против власти! Я, имей в виду, представитель стройки, доверенное лицо, по документам работаю. Понятно?

Но тут подскочила к нему старуха, низенькая и цепкая, с выбившимися из-под платка седыми волосами.

— Да ты отдаешь ли себе отчет, проклятущий вороненок, что наделал? — И, вцепившись в его покатые плечи, закричала что есть мочи: — Бабы, миленькие, пособите задержать пьянчужку!

Бабы дружно окружили Панка, и «доверенное лицо» оказалось в осадном положении. Однако Панко сдаваться не хотел. Выхватив из развалившейся изгороди жердь, зарычал:

— Не подходи к чрезвычайному уполномоченному!

— Бросай жердь! — крикнула властно Селезнева и, не страшась, что тот ударит, шагнула к Панку. — А вы, старики, что рты раскрыли? Вяжите его, черта!

И Панко Ворон снова оказался в осадном положении. Теперь уже с ним сражались не только бабы, но навалились на него и старики.

— В милицию его надо, такого красавца!

— Обойдемся и без милиции, — ответила Селезнева и тут же распорядилась, чтобы подали грузовую машину. — Мы вначале его начальнику стройки покажем, пусть он посмотрит на своего чрезвычайного.

15

Если пристально вглядеться в карту Краснолудья, то можно заметить, что все реки, берущие здесь начало, несут свои воды на юг. И только Луда, будто поссорившись со своими подружками, такими же, как и она, лесными реками, отделилась от них и, словно в поисках своего девичьего счастья, повернула в обратную сторону.

Начало эта река брала километрах в трехстах юго-западнее Верходворья, в глубоких, труднопроходимых ентальских суземах. Узенькая, шириной в метр-полтора, совсем незаметная, с коричневатой застойной водой, пахнущей кореньями и ржавыми листьями, она долго петляла по болотам и лесным падям, втихомолку собирая на своем пути ручейки и речушки, потом, словно спохватившись, повернула обратно на юг. Но вскоре на ее пути встали горы и погнали ее на восток. Теперь Луда уже не походила на прежнюю речушку, она вроде повзрослела, стала шире, мощнее, краше. И вот у Верходворья она снова уперлась в лбистую гору и круто повернула на север, к студеному морю.