Соло на одной клавише - страница 20

– Интересная мысль. Ты слишком умна, чтобы я тебя так просто оставил, – всё ещё продолжал я лукавить.

– Я бы многое могла тебе сказать, но я не скажу, буду просто стирать с вещей пыль, – ловко управлялась она тряпкой. Тёмная чёлка упрямо падала ей на лоб, а рука профессионально поправляла, будто это было делом всей её жизни. – То есть буду говорить только то, что слышать приятно. Думаешь, я сейчас занимаюсь уборкой?

– Нет, ты выращиваешь свою поэзию прямо на подоконнике, в идеальных условиях, и каждая строчка лицемерно твердит сама за себя: если в окне тухлая осень – ты кричишь золотая, если семья – то непременно счастливая, та, с которой нам нужно взять пример. Нет не нам, а мне…

– А если я смотрю эротику? Что бы это значило? Правильно, значит у меня давно никого не было.

– И похоть тебя пожирает.

– А теперь ещё и ревность.

– Да, кто тебя просил лезть в мою личную жизнь?

– В твою личную? А я в какой, интересно? – начала размахивать тряпкой Марина. – А если я затеяла уборку, это значит, что меня всё достало.

Жена наводила порядок. Меня это раздражало: «В каждой женщине есть какая-то лажа, особенно по утру, которая способна вывести из себя. В каждом мужчине видимо, тоже», – заметил я её недружелюбный взгляд, когда она тёрла шваброй пол, словно всё детство её было окружено порядком и кёрлингом. Что-то нас всех раздражает. Любовь», – снова посмотрел я на её выдающиеся бёдра, – «она разогревается только к вечеру. Целый день одеваемся в какие-то отношения, чтобы ночью наконец-то раздеться и принять достойный обнажённый вид. Вид тех самых приматов, которые могут доставить друг другу удовольствие».

– Сколько можно? – посмотрела на меня Марина.

– Столько же, сколько нельзя, – ответил я ей сонно. – Ты о чём вообще-то?

– Твои вещи по всей квартире.

– Да, я так раздеваюсь, сейчас соберу. Ты хотела, чтобы я спал в одежде?

– Только не в моей постели. Джинсы валяются на кухне, носки под столом, рубашка вообще на полу в гостиной. Хорошо, хоть бабы твои ещё здесь на развелись, а то тоже пришлось бы их мыть.

– Они помогли бы тебе убраться, – огрызнулся я.

– Убраться? – застыла с тряпкой в руках жена.

– В смысле навести порядок. Назови это творческим безобразием, считай, что я поэт, а по углам разбросаны мои нетленные музы, – сошёл с катушек и начал утрировать её бесполезные чувства и свои в одну образцовую кучу.

– Значит, твоё творчество – это разбрасывать, а моё – убирать? – женщина наводила порядок в квартире.

– Я бы сказал, делать этот мир более организованным. Какие же они одинаковые, – сдал я себе собственные анализы, для точного диагноза. – Женщины все на одно лицо, разная у них только нужда в мужчинах.

Я попытался набросить на неё свои сети рук, чтобы как-то приобнять, приласкать, но она отшатнулась, настолько зло фыркнув на меня глазами, что вторая попытка не имела никакого смысла.

– Ты только другим можешь красиво так выводить, а на меня только руки свои накидывать.

– Скажи ещё, наложить руки. Дура, как ты не можешь понять, если им я просто красивым языком просто пишу, то настоящим своим языком я делаю тебе кунилингус.

Только этот аргумент, словно единственный из миллионов сперматозоидов, достигший яйцеклетки, чудом проник в её мозг, и та оплодотворилась милостью.

– Посмотри, какие подушечки я вчера купила для дивана.

– Ох…ть, – смотрел я в экран ноутбука.

– Даже не посмотришь?

– Правда, классные. Сегодня испытаем.

– Особенно олени. Там были ещё слоны, но я взяла с оленями. Ты посмотри, какие у них рога.

– Главное, чтобы их рога не переехали на мою голову.

– Дурак, – угомонилась её ревность и ушла в осадок, чтобы подняться в любой момент при новом шторме.

В парке не было ни души, кроме одиноких спортсменов, матерей с колясками и деревьев, те молчали, они умели молчать, в отличие от людей, даже когда собирались целой компанией в один небольшой лес, лес стройных ног. Лишь изредка ветер давал им повод для сплетен, выйдя на пробежку. Он то ускорялся, обгоняя других участников здорового образа жизни, то вовсе замирал, при виде одинокой приятной девушки, готовый сдувать с неё пылинки всю жизнь.