Соломенный кордон - страница 8
Захожу я в избу, а на диване Микешка узлом завязывается и так и эдак. Ну, я подсобил его к автобусу дотащить, впихнул его, поехали. Пассажиры лучшее место ему. «Давай поскорей! — просит жена. — Я те не белоголовую — «Московскую»!»
Погнал я. Как начало нас встряхивать, все кишки перематываются. Посмотрел я на бедолагу, и душа темная стала. Уж я подсказал пассажирам, чтобы его мужики на руки взяли...
Автобус так бросило, что шофер на минуту прекратил рассказ и крепче вцепился в баранку.
— Довез-то? — не вынес паузы Потап.
Шофер кивнул головой:
— Довез. Душа в чем держалась. Благодарит меня жена его и троячку сует на белоголовку. А яе й — Микешке прибереги, очумается, поставишь ему, пусть только на своем тракторе боле по асфальту не лупит. А Микешка услышал разговор, открыл глаза и эдак тоненько да жалобно:
— Не буду, браток, век не буду асфальту колоть... Че таиться, нравилось мне. Бывало, прешь по нему на «ДТ», а гусеницы его, как мармелад, плитками так и режут... Жив останусь — век по грейдеру буду гонять... Дороги — они наше добро. И беречь их всем полагается...
Шофер довольно кашлянул, достал часы.
В салоне пассажиры каждый на свой лад стали обсуждать рассказанное. Мужики восхищались тем, что водитель такой памятливый малый, а женщины и старухи восторгались душевностью шофера:
— Хороший парень, этот шофер, единожды он... — и пошли байки о его подвигах.
У водителя от удовольствия краснели уши и даже на землистой шее играл темно-бурый румянец.
Тетка посмотрела на Потапа своими кроткими глазами и сказала:
— Учись, Потапка, у хороших людей дело понимать...
Потап подумал, что тетка его склонна к нравоучениям и что ему туго придется.
И вот сейчас Потап стоял на автобусной остановке в огромных желто-коричневых ботинках — подарок тетки — и с нетерпением ждал свой автобус. Он представлял, как подкатит автобус, в котором он уехал из своей деревни.
Потап в первую очередь узнает шофера и, поздоровавшись с ним, как с близким человеком, напомнит ему рассказ о Микеше. Интересно, колет сейчас Микеша асфальт на своем «ДТ» или держит слово, данное шоферу, крепко?..
Из-за угла выкатил автобус, но не такой, в каком он уезжал, а просторнее и с двумя дверями, шофер тоже был другой, отчего Потап сразу почувствовал какую-то неудовлетворенность. Да тот же Микеша был близким родственником Петьки Коноплева. Вот сейчас бы Потап и узнал от того шофера не только о Микеше, но что-нибудь и о самом Петьке, любимом своем кореше. Сейчас Потап будет его величать только так, по-городскому. Потап втащил свои вещи в салон, сел на переднее сидение. Гладкий, без единой выбоины асфальт тянулся недолго. Вскоре водитель затормозил перед первым ухабом, мягко преодолел второй, а потом погнал автобус напропалую. Пассажиры возмущались, чертыхались, а шофер гнал и гнал.
Потап с грустью расстался со своей теткой — хоть она и любила одного бога, но его не обижала, часто писала матери в деревню, чтобы та не спешила забрать его. «Потапка окончит здесь десятую группу, устроится на хорошую работу...»
Конечно, матери трудно учить их всех, но почему-то она так слушала тетку и даже ни разу не приехала?
Раньше он не думал, что у него есть какие-то чувства к тетке, его всегда тянуло домой, но перед отъездом ему было жаль опять оставлять ее в одиночестве.
«Погощу у матери, посмотрю на братьев, а там найду подходящую работу, всем буду помогать».
Автобус выполз из глубокой балки, — показался острый клин леса, а рядом крыши родной деревни.
«Нагряну, ахнут все. Мать небось обрадуется. Дома забыли меня — не ждут...» Невеселые мысли подымали обиду, волнение. Чтобы отвлечься, Потап стал смотреть на дорогу, вспоминать свой отъезд из деревни, веселого шофера, Петьку Коноплева.
С матерью Потап встретился у калитки. Она его сразу узнала:
— Школу закончил? — обняла Потапа. — А на городских хлебах и не подрос... вроде как только вчера из дому, а ведь прошло сколько...
— Я, мам, подрос! — уверенно ответил Потап. — Он хотел ей сказать что-нибудь неприятное за ее безразличное отношение к нему, но как она постарела: много новых морщин вокруг тусклых глаз, согбенная спина. Сдержался, повторил: — Я подрос все-таки!..