Сон во сне - страница 7
Свет ламп с шипением гас, из окон высовывались сонные люди с застывшими вопросами в лицах, они пытались без брани узнать имя соседа живущего рядом. Жив ли он, или так пахнет. Впервые в жизни, принимая непостижимость окружающего мира, казавшегося простым, как сэндвич. Дорога на городскую бойню заполнилась живыми существами, их мир был проще сэндвича, они лишь часть.
Странная музыка, бредовый реквием органа в честь безмолвной скотины дающей пропитание всем живущим под затянутым дымкой солнцем. Или бушует гроза в ночи, пугая протекающий сон. Суетные голоса смолкают, тишина поглощает все без остатка. Ночь и моросящий дождь.
Стало безлюдно вокруг, ни движенья, ни вдохов, замерло предыдущее, лишь накрапывал дождь, медленно растекаясь по лужам. Волна умершего дня исчезла, растворившись среди мусорных баков. Осталась эта нарисованная дверь в иное пространство, далее я снова усну. Забуду день на тумбе, где ключи, бумажник, сигареты, а поутру легко найду.
Белая дорога за горизонт, после ступени лестницы в синее небо. Звезды золотые, диво птицы огненные. Повседневность призрачна и исчезает словно мираж. Есть я там, вот и все дела. Балагурю, молчу, руками машу, кланяясь учтиво духам небесным в дивных чудо колесницах, а курить хочется, сил нет. Забытая сказка, еще не пришедшая на ум, обретает не четкие линии, контуры едва обозначенных героев. Будильник чертов глашатай, навек замолчи!
СЧАСТЛИОГО ПУТИ. Тебе не будет скучно, пока в руках есть кокаин. Сказка жизни наяву так быстротечна, гори, пылай, есть только этот день. Твое лицо отрешенное устремлено в безразличие симметрии, насмешку над временем, дорожка, улыбка, купюра на чай.
Счастье, выписанное как рецепт и с каждым разом его меньше, и оно дороже. Приходится прилагать больше усилий, лгать, скатываясь к наглому вранью. Далее счастье тускнеет и дешевеет, но рубит по-черному, что не успеваешь закрывать глаза. Приходы пугают отсутствием впечатлений и запахом сырой земли.
Счастливого пути, я говорю эти слова девушке, которая не проживет и года, ее красота уже никого не спасет. Прямая дорога без остановок, это цинично, желать счастливого пути. Ее разорвут на сувениры, растерзают душу, оплатят дискомфорт. Далеко средь бесконечных лабиринтов съемных квартир, ты исчезнешь и превратишься в прах. Музыка, реквием в твоих руках пока есть кокаин.
Далее господин грузный боров со своей обросшей премудростью жизнью, недобитая погань, прожорливый короед. Это свинья на параде, примется учить и поучать, особь расстрельная.
СЧАСТЛИВОГО ПУТИ ЗАСРАНЕЦ! Когда-нибудь он сдохнет, и это облегчение миру. Будет инсульт, а бригада скорой помощи застрянет в пробке, есть в подобном справедливость свыше. Поучитель отбрасывает копыта, и нет виновных.
Он будет лежать на диване, вздрагивая, словно студень в бесконечных судорогах, наделает в штаны, видя, как окружающее пространство безразлично к факту его смерти. Иди на выход, тебя больше нет. Остался пшик, играет оплаченный оркестр.
Алтарь из догорающих углей, тихим треском говорит непонятно о чём. Прерванное ожидание или же пора. Привычный мир остается за дверью. Иду, уходя дальше, исчезая в потоке бегущих секунд.
Извилистый путь кротовьей норы к городу сырости и вымышленных существ. Двери садов Эдемских, распухшие от времени и слов, шепчут мне о несметных богатствах сокрытых за их ржавыми замками. Шипение змеи, груды сокровищ бесхозных, обналичка, ты пробуешь плод, и горизонт расширяется.
Смеюсь, хохочу, страшусь услышанных слов, пытаясь уйти, оторваться от подстерегающей западни. Ведь знаю, продавшегося человека, выбросят на общую свалку отходов. Закон таков, он не страшит, мне просто весело в этой дороге. Я покидаю соплеменников без сожалений и тоски о прошлом. Оставляя им грехи и отсутствие искушений.
Город сырости, туманы и дневной дождь заполняет канавы мутным потоком воды. Траурная процессия, похороны крысиного короля, неподдельная скорбь, горькие слезы. Дождь. Была бы луна, я б не сдержался, завыл. Крысы овладели городом, поселились в нас, достаточно легко обосновав свое существование. Человеку здесь нет места, скажет любая крысиная морда, он в этих кварталах не царь, не жилец.