Соната моря - страница 8

— Убегала… Неслась по лесу, но сыновья у меня быстрее. Не бойся. Вот и автобус.

— А колу не пей, — совсем бабушкиным голосом сказала Жиежула, забираясь в автобус, — лучше в гости заходи, настоящим квасом угощу.

Автобус вильнул, взметнул за собой облако серой пыли и скрылся за поворотом. Лоренца осталась на дороге одна. О странном разговоре напоминал только красный след на ладони, оставленный ручками пакета. И это в маленькой лавочке бабулька столько всего накупает, когда прогуляться выходит? А в «Максиме», наверное, полную тележку перед собой толкает и забивает провизией весь багажник машины своего замечательного сына.

Маму Лоренца застала в гостиной. Елена разложила перед собой клубки и крючки, и листала рукодельный журнал. Она хотела связать занавески, которые сочетались бы со скатертью, и никак не могла выбрать модель.

— Все такие красивые, — пожаловалась она дочери, — а ты что посоветуешь?

Лоренца ткнула наугад в картинку, мама наморщила лоб:

— Хм… Коротенькие? Знаешь, а ты права. Это то что надо. Рисунок очень хорош и к скатерти подходит. С изюминкой… Вот, их и свяжу. Как думаешь, — кивнула она на клубки, — хорошо будет смотреться?

— Мама, — собралась, наконец с духом Лоренца, — у нас тут родня на сохранилась?

— Родня? — мама подняла бровь, — насколько я знаю, нет. А почему ты спрашиваешь?

— Просто в голову пришло, — смутилась дочь. Врать было неприятно.

— Дед рассказывал — никого не осталось. Потому и не ездили сюда.

Лоренца захотела чаю с бутербродом. Мама упоенно вертела в руках светло-серый льняной клубок и думала только об уюте, который воцарится в этом, да и в городском доме, когда она развернется вовсю. Талантов у нее было немало, мама умела и свечи лить, и мыло варить, и шить, и вязать. «Потом разберусь!», — решила Лоренца, наливая воду в чайник, — пусть вяжет.

В кармане она нащупала ту самую монету и расстроилась: забыла Жиежулу спросить, не вспомнила про денежку. А могла бы — расходящийся ворот старухиного платья был застегнут той самой брошкой со змеями.

Лоренца подняла глаза и вдруг увидела город на дне моря.

Видела она его уже не раз. Точно такой же календарь был и в городском доме. По приезде она даже поддразнила отчима: любимая картина? Тот засмеялся и сказал, что картина, да. Нравится, но все проще: делали что-то для музея, вот их благодарные заказчики календарями и завалили.

Город пах сыростью и йодом. Стены домов потемнели, в окна вплывали рыбы, но в окнах светились тусклые огоньки и время от времени мелькали человеческие силуэты. Или почти человеческие.

Спокойно и равномерно рокотал прибой. От его шума было некуда деваться — голос моря был слышен в воде, или очень влажном воздухе — уже трудно было разобрать. Наверное, море схлынуло и оставило город открытым вечернему небу. Но волны были все ближе, брызги летели ей в лицо, потом в глаза плеснула волна, Лоренца вскрикнула и сжала кулаки. Море заливало улицы. Утопая, Лоренца успела заметить, что равнодушные рыбы вновь поплыли вдоль стен, скользя пустым взглядом по окнам.

В ладонь больно врезалось ребро монеты и наваждение пропало. Календарь на стене, чайник закипает. Хлопнула дверь — Ажуолас вернулся.

Лоренца повертела в руке монету, спрятала ее обратно в карман и тихонько выскользнула из дома.

Идти до моря было недалеко, а быстрым шагом — тем более. Берег словно вымер. Даже чайки пропали.

— Ну и где вы? — вслух проговорила Лоренца, — что вам надо от меня? Что за… Я домой хочу!

Она не выдержала и расплакалась. Еще немного, и мама поймет: что-то не так. Господи, ей и до психушки недолго! Рыбы, змеи, дома, бабушка — или двойник, кто их, глюки, разберет, — с иностранным именем. Рассказать кому — и наденут на тебя одежды с длинным рукавом, и повезут в красно-белой карете.

Море было тихим и некрасивым, как на плохом рисунке.

— Идите к черту! — прошептала девочка.

Она достала монету, подержала ее немного на ладони и без сожаления швырнула в воду. Монетка весело запрыгала, по серой глади, оставив на ней пять «блинчиков».

К черту! К черту ваши тайны.

Она зашагала к дому, но чуть не дойдя до калитки, свернула в сторону, уселась на траву и зарыдала с новой силой.