Соперницы - страница 6

– Привет, – отозвалась я. – У тебя что, увольнительная на вечер?

– Что? – переспросил он.

– Госпожа отпустила проветриться?

– Я тебя не понимаю. Странно, вообще-то я русский знаю хорошо…

– Забей, – со смешком отмахнулась я и, увидев, что его недоумение только усугубилось, пояснила: – Не бери в голову, забудь.

– Я хотел… – начал он. – Я тебя чем-то обидел на пристани? Ты рассердилась. Извини, пожалуйста.

– Да брось. Просто я была не в настроении.

– А почему? Ведь ты же едешь отдыхать.

– Э, нет, я еду работать. Обслуживать какую-то грымзу. Впрочем, как и ты.

Это было забавно – подкалывать его, понимая, что глубина злых шуточек ему недоступна. Парень, кажется, уже смирился с тем, что не понимает половины моих реплик, и перестал обращать на это внимание.

– Меня Эд зовут, Эдоардо. А тебя?

– Алена.

Я швырнула окурок в убегающую из-под борта воду и протянула Эду руку. Тот подхватил ладонь и быстро поднес к губам. Его горячее дыхание опалило кожу, и я отчего-то вздрогнула. И тут же рассмеялась и выдернула руку.

– Дружок, ты не по адресу. У меня на такую красоту денег не хватит.

Он снова, кажется, ничего не понял и уставился на меня своими чайно-изумрудными глазищами. Речной ветер играл медным вихром над его лбом. Мальчишка был прямо-таки воплощенная юность и невинность, так и не скажешь, что жиголо. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, мне неприятности с богатыми самодурками не нужны.

Эд протянул:

– Ты такая… необычная… интересная… И знаешь, ты похожа на одну актрису. На Мэг Райан!

– Да ну, – хохотнула я. – Ты тоже ничего, прямо-таки статуя Давида.

Он взглянул на часы – «Радо», успела отметить я, – поморщился с досадой.

– Половина девятого. Черт! Мне нужно идти.

– Половина девятого? Потрясающее совпадение, и мне нужно идти!

– А тебе куда? – заинтересовался он.

– В ресторан на нижней палубе. Меня там ждут…

– «Волжские просторы», – радостно подхватил он. – И мне туда же! Здорово! Тогда я смогу тебя проводить.

– А синьора не заругает, если увидит нас вместе?

Он потер пальцем переносицу.

– Не думаю. Почему она должна ругаться?

– Свободных нравов, значит? – усмехнулась я. – Ну смотри, если что, я прикинусь веником, мол, я тебя знать не знаю.

– Веником? – снова вылупился он. – Это… Чем подметают?

Я расхохоталась:

– Блин! Какой же ты смешной, сил нет! Ладно, пошли, а то опоздаем.

Он церемонно взял меня под руку, притиснув локоть к горячему – даже сквозь футболку чувствовался жар – подтянутому торсу, и мы прошествовали к лестнице наверх. Два сапога пара – юный альфонс и охотница на подходящего папика.

Золоченые двери распахнулись, и мы попали в просторный зал, ослеплявший сиянием хрустальных плафонов под потолком, натертым паркетом и лакированными деревянными стенными панелями, которые украшали черно-красно-золотые росписи под хохлому. Вокруг столиков сновали официанты в косоворотках и официантки в сарафанах до полу. Я невольно покосилась на их ноги – не в лаптях ли барышни для большей аутентичности, – но нет, в области ступней фольклор заканчивался, уступая место современным шпилькам.

– Ты чего остановилась? – спросил Эд. – Любуешься… обстановкой?

– Шутишь? Да я отсюда не вылезаю, – фыркнула я. – Ладно, пока, меня вон уже ждут.

Я увидела за одним из дальних столиков римский профиль Голубчика и обтянутое темно-бордовым шелком плечо его спутницы, невидимой из-за выглаженной спины как раз склонившегося над столом официанта. Я направилась к ним, официант отступил чуть в сторону, и Эд, все еще маячивший за спиной, удивленно произнес:

– О, да нам, кажется, снова вместе.

И верно, теперь и я узнала в соседке Анатолия Марковича ту надменную иностранку с пристани. Сейчас я смогла разглядеть ее лучше – темно-каштановые, тяжелые и блестящие волосы обрамляли властное лицо, очень ухоженное, гладкое и все же тронутое сетью мелких морщин в уголках глаз и у рта. Живые цепкие ее глаза, черные и быстрые, с какой-то цыганской сумасшедшинкой, смотрели на собеседника прямо и без улыбки – синьора явно не утруждала себя изображением доброжелательности или любезности. Плавные мягкие движения, в грации которых было что-то от матерой хищной кошки, и умело подобранное платье скрадывали некоторую полноту. При искусственном свете старой грымзе можно дать и тридцать пять.