Сопка голубого сна - страница 13
монографию «Двенадцать лет в стране якутов»... Могу собирать камни и изучать горы, если там есть горы, или заинтересуюсь акклиматизацией животных, как Дыбовский[6]... А могу увлечься бабочками и жучками, бегать с сачком по лугам, а в длинные зимние вечера — классифицировать й описывать. Не знаю. Займусь чем-нибудь таким. Во всяком случае, построю себе избу, а вернее, домик в польском стиле, крытый дранкой, крыльцо с колонками и балясинами, в этом домике я буду что-то там делать, а потом, в году этак 1940-м, напишут, что здесь жил и работал Бронислав Найдаровский* первый исследователь чего-то там в Сибири, несправедливо объявленный провокатором, да святится имя его, аминь...»
Он снова выпил, закусил икрой. Голова слегка закружилась — это оттого, что я натощак и много лет не пил, да и вообще голова у меня слабая... Чтобы сосредоточиться, он принялся считать сегодняшние расходы. Щукин ему заплатил шестьдесят два рубля шестьдесят копеек. От денег пани Стефании осталось шестьдесят пять рублей семьдесят пять копеек. Значит, у него должно быть в кошельке сто двадцать восемь рублей тридцать пять копеек. Он проверил. Все сходилось...
— Извольте соляночку рыбную...
Наконец он ее отведает... Солянку надо есть не торопясь, учил Алеша Миллионщик, сначала понюхай, втяни в себя аромат, пусть у тебя внутри все размякнет... Бронислав понюхал. В горячем, благоухающем паре было что-то от украинского борща, что-то от венгерской кухни, а рыбного — ничего. Бронислав принялся за еду, наслаждаясь нежным и дразнящим вкусом осетрины, сваренной с острыми приправами.
Потом официант принес шашлык, и как раз в это время появился Бояршинов. Весь красный, видно было, что они с унтером неплохо выпили и закусили. Он обвел взглядом зал, где уже прибавилось немного народу, но нигде не увидел ни серого пальто, ни сногсшибательного «борсалино». Бояршинов уселся напротив двери, не спуская с нее глаз, и, положив ногу на ногу, нервно покачивал ею. Бронислав выждал, пока дежурный по вокзалу не объявил:
— Скорый поезд прямого сообщения Владивосток — Москва подходит к первому перрону. Стоянка пятнадцать минут.
Бояршинов вскочил как ужаленный, и в тот же миг поднялся Бронислав, вытирая рот салфеткой. Подбежал официант и протянул счет на два рубля пятьдесят копеек. Бронислав дал ему трояк и поднял руку, чтобы Бояршинов его заметил...
Бояршинов, вне себя, кинулся к нему:
— Ты что вытворяешь? Я уж думал, ты сбежал!
— Я бы и сам доехал, если б знал дорогу.
— Ты, давай, не больно...— продолжение фразы заглушил грохот подъезжающего поезда.— Пошли.
Бронислав потянулся было за чемоданом, но его опередил носильщик. Он хотел сказать: «не надо, я сам», но тут же передумал: пусть! Похожу в баринах последний раз!
С десяток человек сошли, столько же сели. Бояршинов подошел к проводнику третьего класса:
— Служебное купе свободно?
— Свободно.
Они поднялись и прошли по коридору в конец вагона, у последнего купе Бояршинов показал носильщику:
— Сюда, на верхнюю полку.
Носильщик поставил чемодан, Бронислав дал ему рубль, и тот рассыпался в благодарностях.
— Ты чего рублями швыряешься? — буркнул Бояршинов.— Тебе еще самому пригодятся.
Он снял шинель, повесил. Бронислав в это время снимал бурку.
— Офицерская бурка. Ты где ее раздобыл? Бронислав рассказал.
— Ну и везет же тебе. Бурка ротмистра Абдулдурахманова, ну и ну! Вот что, я дам тебе за нее 45 рублей. Заработаешь.
— Не в деньгах дело...
Поезд тронулся. Они сели друг против друга, посмотрели в окно на отдалявшееся здание вокзала, затем Бояршинов повернулся к Брониславу:
— А в чем же?
Надо его или поставить на место, или приручить, подумал Бронислав.
— Я уже давно хотел вас спросить, господин вахмистр, неужели вам доставляет удовольствие непрерывно меня унижать?
— Что значит «унижать»?
— Своим тыканием. Все «ты» да «ты», будто я ваш холоп.
— Так ведь по уставу положено!
— Устав хорош для поддержания дисциплины в походе или на этапе, когда арестантов много, а мы с вами будем в дороге много дней вдвоем, разговариваем о разном, так неужели обязательно тыкать, напоминать, что вы барин, а я хам!