Сор из избы - страница 18

Начальник уходил сердитый, не оглядываясь. За ним, отстав на шаг, с почтением следовал Здоровилло, держа Галкина за руку, как преступника, пойманного с поличным.

Начальник вспоминал Мудрых и пытался представить, что разглядел кузнец в Галкине? Мудрых был в реанимации, у него не спросишь, и не хотелось обидеть старика. Его самого когда-то Мудрых привел за ручку в цех, поставил к молоту.

— Ха-ха, — меж тем не думал унывать Перевязьев, — еще поглядим, кто кого уволит! — он был знаком с законодательством и делал вид, что держит про запас какие-то козыри.

— Никуда я не уйду! — уверял Хахин, приободрившись. — У меня жена тут… Куда я от нее?

Прокужина послали в поликлинику для врачебного заключения, инженер по технике безопасности составлял акт о несчастном случае на рабочем месте. Если травма серьезная, думал начальник, то надо ждать комиссии. Она проверяет все сразу, оптом: ограждение, обеспечение, условия труда… Будь на голове у Прокужина защитная каска, как того требуется, а у Галкина — занятые работой руки, то все было бы иначе. Загруженность должна быть полной, людей, механизмов, инструмента. Что делал в цехе Галкин? Ничего. Баловался.

Начальник сердито поглядел на парня. Тот на праздношатающегося не походил. И дорожки в цехе стали много чище. Но ничем другим начальник не мог объяснить его поведение: сначала чуть ни пришиб Прокужина, а после испугался и «языком вылизал» пол. Знакомая история. Не надо было шкодить. Теперь судьба Галкина зависела от Прокужина: подаст кузнец в суд и закрутится канитель!

Пришли в кабинет и сели. Начальник ослабил ворот у рубашки.

— Что будем делать? — спросил у Здоровиллы. Тот пожал плечами, дескать, начальству видней. Он чувствовал свою вину, но предложить ничего не мог. Голова болела от этого Галкина.

— Безотцовщина? — старался понять начальник.

— Да вроде нет, полный комплект: мать с папаней.

Начальник озадаченно молчал.

— Тебя как звать, парень?

— Аркадий.

— Гляди-ка, тезка! Я — Аркадий Витальевич, для сведения.

Насчет «Витальевича» начальник не мог бы поручиться, отца не помнил, а мать ничего не рассказывала. Может, имя придумала ради формы…

— Отправим в милицию, пускай разбираются, — предложил Здоровилло. — Факт хулиганства… с увечием.

— В милицию, — раздумчиво повторил Аркадий Витальевич. Решить судьбу парня можно было по-разному, и это путало карты. Проще, если нет выбора.

— В милиции таких знаешь сколько?

Галкин слушал пикировку начальства насчет себя и скучал. Так всегда было, сколько он помнил: в школе, на комиссии… Обсуждали рьяно, спорили, решали судьбу, не спрашивая его мнения, будто он манекен и не слышит, не может понять. А он понимал. Все! И теперь ясно видел, что толстомордому мастеру не хочется его учить, хочет спихнуть с рук. Так оно и будет… Забавно, что начальник хочет доказать обратное.

В отличие от Здоровиллы Аркадий Витальевич высок и тонок, через меру морщинист лицом, хотя молод, такие лица бывают у выпивох, но начальник не пил, ему доставалось на работе, это Галкин определил без труда. Но не сочувствовал начальнику, как не сочувствовал никому из решавших его судьбу. Он не верил им и считал, что они дорожат карьерой и ради нее вряд ли станут всерьез кому-то помогать утверждаться. Плодить конкурентов? Зачем… Себя Галкин не считал глупей, просто невезучий.

— У меня план, и я обязан его обеспечить рабочей силой! — доказывал начальник, досадливо морщась и через это становясь почти стариком. — Мне люди нужны! Даже такие… В конце концов мы коллектив, сила.

Здоровилло тоже завелся, но ему это было на пользу, а не во вред, учитывая сложение и характер.

— Вы с бумажками в кабинете воюете, а я с людьми! Знаете, они какие? Палец в рот не клади… Галкин человек не кузнечный, кишка тонка…

Начальник принялся куда-то названивать, советовался. Позвал в помощь парторга, высокого мужчину с залысинами. Парторг в комнату не вошел, стоял на пороге, прислонившись спиной к косяку, и скрестив руки на груди, глядел на Галкина в упор, красивыми темными глазами, и слушал перебранку начальника с расходившимся мастером. А после, словно очнувшись или вернувшись мыслями издалека, спокойно заметил, как о давно решенном и не требующем доказательства: