Сорок изыскателей - страница 57

стр.

И я тоже иду и все думаю: а что в том письме написано?

Мы остановились в конце моста. Какой отсюда Кремль красивый! Но мы его давно знали. Я еще помню — в букваре есть картинка, только не раскрашенная. Над рекой кирпичная кремлевская стена с зубчиками и башни с острыми макушками. А за стеной — зеленая гора, а на горе — большой белый дворец с красным флагом, рядом — белые соборы. Как ярко горят на солнце золотые купола! А красные звезды на башнях горят еще ярче.

И опять мороженщица. Мы все ее окружили.

«Послушайте! Послушайте!» — кричали доктор и Магдалина Харитоновна.

А мы кричали: «Во рту совсем пересохло!» — и всё покупали.

Вдруг Володька как заорет и кувырком на асфальт и ногами забрыкал. И у меня в животе такая страшная боль, точно меня колышком проткнули, и в глазах сразу потемнело. Я упал, глаза закрыл, только слышу — Магдалина Харитоновна на всю улицу: «Доктор, доктор, спасите!»

Я чуть-чуть один глаз приоткрыл и опять закрыл — пускай думают, что я умер. Доктор мне рубашку кверху и изо всей силы как начал кулаком тискать и мять живот. Ну в точности как моя мама, когда сдобное тесто в квашне месит. Сперва было ужасно больно, а потом только щекотно. Живот стал проходить. И я опять чуть-чуть один глаз открыл.

А вокруг нас целая, толпа! Милиционер стоит, никого близко не пускает.

Прохожие спрашивают:

«Двух мальчиков задавили? Кто задавил? Где машина? Удрала? А номер записать успели? „Скорую помощь“ вызвали?»

Вдруг страшный гудок! Я опять сквозь ресницы посмотрел. Вижу — светло-серая машина, и оттуда два доктора в белых шапочках и халатах выскочили, сумку с красным крестом и носилки тащат… Ой! Да это «скорая помощь»!

«Где раненые? Костя, давай поднимай». Володька как завопит: «Не хочу „скорую помощь“!» — и в воздухе ногами.

А я прыг, поддернул штаны и драла: так и убежал. «Скорая помощь» уехала пустая. Все чужие люди ушли. Я подошел. к нашим и узнал: Володька-то восемь стаканчиков слопал, а я сколько — не скажу.


Магдалина Харитоновна собрала всех нас и строго-настрого приказала:

«Девочкам больше пяти, а мальчикам больше четырех стаканчиков за день не есть. Видите, бедный Володенька из-за мороженого костюмчик испортил».

А доктор сказал:

«Вы с этим мороженым в больницу попадете, и портрет без вас найдут. Знаете, есть такая очень страшная болезнь „глационит“. „Глацио“ — значит лед. Если съесть очень много мороженого, желудок и кишки превращаются в ледышку. Оттого так больно в животе. Нужна немедленная операция. Но если вот эдак тискать живот, лед растолчется, растает и все пройдет очень быстро».

Я не знаю правда ли есть такая болезнь или доктор нарочно выдумал — захотел нас напугать; только я решил: больше ни одного стаканчика покупать не буду.

Люся сказала:

«Пока Номер Первый ходит за письмом, поедемте в Зоопарк».

А доктор головой покачал:

«Я не интересуюсь зверями».

Он поехал домой на метро, а мы поехали в Зоопарк на троллейбусе…

Глава шестнадцатая

Историки пока только путаются

Я открыл дверь своей квартиры и увидел на кухне маму, старательно укладывавшую мелкие белые грибочки в банку для маринования. Глаза ее были заплаканы.

— Что случилось? — с дрожью в голосе спросил я.

— Этот страшный зверь чуть не съел Розу, — прошептала она, закрыв лицо руками.

— Какой зверь? Как съел? Когда? Где? Вот что рассказала мама.

Часам к двенадцати Номер Первый вернулся вместе с Майклом. Вид у него был очень расстроенный. Мама обоих накормила обедом. Вскоре вернулся на обеденный перерыв Тычинка. Старички познакомились друг с другом, и оба очень долго и оживленно о чем-то беседовали на кухне. Потом Тычинка ушел, а Номер Первый занялся чтением. Потом…

Последняя собака в нашей квартире жила в незапамятные времена, еще до моей женитьбы.

Уважаемая Газель — Роза Петровна — привыкла днем нежиться на трех перинах. Она безмятежно дремала, как вдруг услышала шум отодвигаемого стула. Она открыла глаза и, как это ни покажется невероятным в центре столицы, словно бабушка Красной Шапочки, увидела свирепо оскаленную волчью пасть. Отвратительное чудовище с лаем бросилось к ее постели. Роза Петровна не имела сил закричать и только пискнула по-цыплячьи. Никто ее не услышал. Чудовище понюхало одеяло и подушки и, злобно рыча, вышло из комнаты.