Сорок пять - страница 21

– Не предавайтесь горести, – продолжала Маргарита. – Его величество просил меня навестить вас и поддержать ваш дух в минуты печали.

– Сколько благодеяний, ваше величество!

– Теперь я знаю вашу болезнь, – заявил Ширак.

– Знаете? – прошептала Фоссез трепеща.

– Да, мы знаем, что страдания ваши ужасны, – присовокупила Маргарита.

Страх Фоссез только увеличился. По знаку Маргариты Ширак вышел из комнаты. Фоссез едва не лишилась чувств.

– Послушайте, – обратилась к ней Маргарита, – хотя с некоторого времени вы поступаете со мной, словно нам чужая, и каждый день меня предупреждают, что вы оказываете мне дурные услуги возле моего мужа…

– Я, государыня?

– Не прерывайте меня. Хотя, наконец, вы слишком далеко зашли в своих честолюбивых планах, – но дружба, которую я питаю к вам и другим фрейлинам, заставляет меня помочь вам в несчастье.

– Государыня, клянусь вам…

– Не обманывайте меня – у меня и без того много огорчений. Не лишайте чести, во-первых, саму себя, а во-вторых, и меня – я не меньше вас забочусь о вашем добром имени, ибо вы мне принадлежите. Расскажите мне все чистосердечно, и я буду вам вместо матери.

– О ваше величество! Неужели вы верите тому, что говорят?

– Берегитесь прерывать меня, сударыня, потому что время дорого. Я вам говорю, что Ширак отгадал вашу болезнь, – вы помните его слова. Сейчас он в передней – уверяет всех, что у вас заразная болезнь, которая недавно появилась в здешних местах. Однако я, если успею, возьму вас с собой в Мас-д’Аженуа, где мы будем далеко от короля, моего мужа, и почти одни. Король, со своей стороны, отправляется на охоту, которая, по его словам, удержит его несколько дней в поле. И мы выедем из Мас-д’Аженуа, когда вам будет можно.

– Ваше величество! – Фоссез покраснела от стыда и горести. – Если вы верите всему, что говорят на мой счет, то оставьте меня лучше умереть.

– Вы дурно понимаете мое благородство, сударыня, и слишком рассчитываете на расположение короля, который просил меня не оставлять вас.

– Король!.. Король сказал?

– Вы сомневаетесь, когда я вам говорю? А я поверила бы, может быть, вашим отговоркам, если бы не видела признаков вашей болезни, если бы по вашим страданиям не угадывала приближение кризиса.

В это мгновение, как бы для того, чтобы подтвердить слова королевы, бедная Фоссез, позеленев и трепеща от болезненного приступа, упала на постель. Маргарита смотрела на нее без гнева, но и без сострадания.

– Неужели и теперь хотите вы, чтобы я верила? – тихо проговорила она наконец, когда бедная девушка оказалась в состоянии приподняться.

Лицо Фоссез выражало такую муку, глаза были залиты слезами – даже Екатерина смягчилась бы. В эту минуту будто сам Бог решил подать помощь страдалице: дверь отворилась, и появился король наваррский.

Генрих не спал в эту ночь. Проработав несколько часов с Морне и подготовив все необходимое для охоты, о которой так неожиданно возвестил Шико, он поспешил в комнаты фрейлин.

– Что, – произнес он, быстро входя, – Фоссез все еще страдает?

– Вот видите, государыня! – воскликнула девушка, несколько приободрившаяся при виде любовника. – Видите – король ничего не говорит, и я хорошо делаю, не соглашаясь с вами!

– Государь, – прервала Маргарита, – прекратите эту унизительную борьбу, прошу вас! Вы сделали мне честь своим доверием, открыв положение Фоссез. Объясните же ей, что мне все известно и со мной не к чему скрываться.

– Дочь моя, – обратился к Фоссез король с нежностью, которой даже не пытался скрывать, – вы продолжаете не сознаваться?

– Тайна принадлежит не мне одной, – отвечало отважное дитя, – и пока я от вас самого не слышала позволения…

– У Фоссез благородное сердце, – перебил Генрих, обращаясь к жене. – Умоляю вас – простите ее! А вы, дочь моя, будьте доверчивы к вашей королеве. Благодарность я беру на себя – надеюсь вознаградить вас обеих. – И Генрих, взяв руку Маргариты, с жаром пожал ее.

В эту минуту первый припадок боли подкосил Фоссез – так нежную лилию ломает неожиданный порыв ветра. На висках и губах бедной девушки показались капли пота – предшествие кризиса. Генрих, растроганный, растерявшийся, устремился к ней с распростертыми объятиями.