Сорвать банк в Аризоне - страница 6

на фото и видео это сочетание: белый снег, ярко-зеленые листья, голубое небо и лиловые горы на горизонте. Конечно, когда я собирался в , я выяснил, что летом тут страшная жара, под сто двадцать градусов — это, по-нашему, уже ближе к пятидесяти. Но пока, в начале апреля, с утра было, как сказали по телевизору, семьдесят шесть градусов, а к четырем часам обещали девяносто, то есть чуть за тридцать. Это примерно как в разгар лета в Чикаго. Только в Чикаго очень влажно из-за необъятного озера Мичиган, а , наоборот, лежит в пустыне высоко между двумя горными хребтами, и здесь очень сухо. И солнечно — , как ни странно, считается астрономическим центром мира, потому что солнце сияет на его безоблачном небе не менее трехсот дней в году.

Откровенно говоря, я не пришел в восторг от города , когда такси с мексиканцем за рулем везло меня из аэропорта в центр города, — , к университету. Университет оказался самым большим комплексом высоких зданий в — высотой в целых пять-двенадцать этажей. Он, кстати, сразу заметен на фоне города уже с воздуха, когда только подлетаешь к , потому что весь университет построен из одинакового темно-красного кирпича. В остальном я потом насчитал еще три «небоскреба» — не выше двадцати этажей. Вот и решайте, что такое — город, или просто большая одноэтажная деревня. Кто-то, может, и не любит «каменные джунгли», как выражались советские газеты, но я вырос в центре столичного города Минска, и не помню, чтобы когда-нибудь мне хотелось по своей доброй воле переселиться в деревню. Приехать поработать — куда ни шло, а жить постоянно — поищите кого другого.

Тем не менее, солнце сегодня с утра светило, приятный ветерок обдувал мою уже лысеющую голову — сорок два года, никуда не денешься, — и я с удовольствием шагал в сторону университета от моейесятой улицы по Парк-авеню. Слово «авеню», впрочем, не должно вводить в заблуждение. Пейзаж на Парк-авеню больше всего напоминает какое-нибудь большое село на южной Украине. На такую мысль в первую очередь наводят мексиканские домики, густо обмазанные глиной, которые здесь, впрочем, называются не мазанки, а «». Считается, что хорошо защищают от жары, и потому они очень популярны и в , и в остальной Аризоне. Как в любом украинском селе, прохожих на авеню не было — я шел один. По всей длине Парк-авеню, не по-украински, растут молодые мандариновые деревья, а под деревьями кое-где валялись опавшие февральские мандарины. Когда я зимой впервые увидел, что свежие мандарины растут прямо на деревьях, я, конечно, нарвал с десяток и спрятал в наплечную сумку, опасливо озираясь — а вдруг нельзя. Но никто не стал меня хватать и требовать мандарины обратно. Вскоре я понял, почему — мандарины были или очень кислые, или очень горькие. Тогда-то я и вспомнил, как учительница биологии рассказывала нам в школе про Мичурина и про его попытки перевоспитать дикие саженцы. Здесь, в , о Мичурине явно не . А верней того, и в школу не ходили. Одно слово, пустыня.

С таких мирных размышлений начиналось мое сегодняшнее утро. Собственно, оно еще продолжалось — но от раннего спокойствия и расслабленности не оставалось и следа. Все изменилось несколько минут — и вот я уже растерянно переводил взгляд с черного лица на белое в надежде угадать, что на самом деле им известно о моей деятельности в университете. Особенно меня тревожил лейтенант Санчес. А он, ошеломив и меня, и Сэма сообщением о полутора миллионах, снова пришел в состояние прежнего благодушия.

— , вы же не глупый человек. — Санчес улыбнулся мне почти сочувственно. — Вы ведь понимаете, что никаких шансов в суде у вас не будет. Факт ограбления налицо, способ известен, и кто ограбил — в смысле, какой компьютер — известно тоже. Да и лично с вами уже почти все ясно.

— То есть как это — все ясно? — возмутился я. — Вы вообще ничего обо мне не знаете. Сэм, неужели ты ему веришь?

Сэм все еще переваривал сообщение о похищенных деньгах. Видно было, что он находится в состоянии полного недоумения, но рефлекс руководителя работал у него хорошо, и он автоматически произнес: