Соседи - страница 3
Сказала просто, как будто ничего не видя:
— Идем-ка спать, слышишь?
Он покорно встал, пошел за нею в комнату. Покорно лег в постель, закрыл глаза. Ладонь под щекой, губы чуть приоткрыты. Вдруг показался ей маленьким, беззащитным. Она натянула на него одеяло:
— Спи, малыш.
Он кивнул:
— Уже сплю.
И в самом деле уснул. А она лежала рядом, сна ни в одном глазу, и все думала, думала...
Спустя несколько дней решилась, написала подробное письмо в «Правду». Дала свой служебный адрес и стала ждать телефонного звонка, письма, вызова.
Но все произошло совсем не так, как она ожидала. Никто не звонил, не приезжал. Прошел месяц или чуть больше. Артема вызвали в партконтроль, и еще раз вызвали, и еще.
Однажды он прибежал вечером домой, она только вернулась из института, кинулся к ней, закружил по комнате.
— Победа! — кричал. — Победа, почти полная и окончательная!
Не уставая, повторял рассказ о том, как его встретили, как расспрашивали, как он волновался и поначалу далее слов не находил, а после вдруг начал говорить и сам себя остановить не мог...
Ему не довелось узнать, с чего все началось, кто написал в «Правду».
«К чему? — думала Надежда. — Ведь главное сделано, он оправдан, все хорошо окончилось, вместо суда и следствия — внушение. И все. Чего же еще можно желать? Впрочем, может быть, это письмо вовсе и не сыграло никакой роли? Просто в партконтроле сидят умные люди, и они сумели во всем разобраться...» Но все-таки она считала: начало всех начал — это самое ее письмо...
Артем снова улетел к себе в Салехард. Она провожала его: на аэродроме они поцеловались, словно влюбленные, не имеющие жилплощади.
Он так и сказал:
— Можно подумать, что нам негде больше целоваться, как на аэродроме или на вокзале.
Она предложила:
— Давай представим себе, что так оно и есть на самом деле.
Он мгновенно отозвался:
— Давай! Это здорово!
Он всегда умел подхватить любую мысль, расцветить ее. Она восхищалась этой его особенностью, а он говорил:
— Что в том хорошего? Выходит, живу отраженным светом, ничего своего, незаемного не могу придумать...
Он взял ее руку, поднес к губам, стал медленно целовать один палец за другим. Спросил вкрадчиво:
— Вы будете вспоминать обо мне?
— Буду. А вы?
Вместо ответа он прижал ее пальцы к своим глазам.
— Я буду вам писать каждый день.
— И я тоже.
— Пожалуйста, ни с кем не ходите ни в кино, ни на танцы...
— Вы тоже ни с кем не ходите...
— Я буду смотреть на вашу карточку, — начал он. Внезапно спохватился: — А у меня же нет ни одной.
— Я не очень фотогенична, — сказала она, хотела было сказать еще что-то, но по радио объявили:
— Начинается посадка на самолет...
И он обнял ее, стал целовать ее лицо, руки, волосы.
— Наденька, я уже начал по тебе скучать, вот прямо сейчас, с этой секунды.
Она держалась стойко, что-то говорила, улыбалась, махала рукой, но, когда самолет скрылся в облаках, заплакала, не стыдясь никого...
Весной он приехал в Москву, его откомандировали в столицу в министерство почти на полгода. На этот раз им не пришлось подолгу бывать вместе: он приходил домой поздно вечером, а по воскресеньям каждый раз случалось так, что он вынужден был идти в библиотеку или встречать своих, приехавших из Салехарда.
Как-то Надежда сказала:
— Что это твои товарищи сговорились, что ли, прилетать в Москву только по воскресеньям?
И он не засмеялся, не отшутился, а вдруг покраснел, нахмурился, отвернулся от нее.
Впрочем, Надежда ни на что не обращала внимания; она привыкла верить Артему, с первого же дня их совместной жизни никогда ни о чем не расспрашивала, не донимала ревностью, подозрениями, когда он уезжал в экспедиции, в командировки.
Она не стала допытываться, почему он так поздно является домой. Правда, каждый раз он приводил какие-то вполне уважительные доводы: сверхурочная работа, или отмечался чей-то уход на пенсию, или всем отделом отправились на новоселье.
Иногда она спрашивала:
— Было весело?
— Очень, — отвечал он.
— Вот и хорошо, — говорила она и продолжала верить. И он был доволен, что она верит, потому что не хотел ничего менять в своей жизни.
Пусть все идет, как идет.