Соска - страница 21

стр.

Приложив руки козырьком, «известный человек» посмотрел внутрь подъезда, затем глянул на часы, достал огромный КПК и направился к своему авто, на ходу набирая номер.

Степан воспользовался моментом и проскользнул внутрь, придав себе беспечный вид торопливого жильца.

В подъезде никого не было, пахло морилкой от крыс и средством для мытья пола с ароматом термоядерного василька. На этажи вела широкая добротная лестница с обкусанными ступеньками, а прямо по курсу помещался дореволюционный лифт с двойной дверью.

Степан затаил дыхание и прислушался. Тишина нарушалась лишь особо быстрыми машинами на улице. Да где-то на этажах едва различимо работал телевизор.

И тут Степан заметил неприметную дверку в неполный человеческий рост справа от лифта. Скорее всего, она вела в подвал.

— Вот ты где, Алеша, прописался… — вслух сказал Степан, неожиданно для себя назвав бомжа по имени.

Степан ухватился за до половины вбитый толстый гвоздь, который служил ручкой, и осторожно потянул на себя. Дверь открылась, не заскрипев, видимо, петли были кем-то предусмотрительно смазаны.

Степан пригнулся и шагнул в темноту.

Маленькая запыленная лампочка в проволочном каркасе высвечивала лишь первые ступеньки узкой лестницы, которая вела вниз и пропадала в темноте. Ступеньки были обиты железными уголками. В самом конце лестницы угадывался тусклый луч света, который пробивался откуда-то сбоку, как из преисподней. Снизу поднимался сырой подвальный смрад, а на самой лестнице воняло плесневелой сыростью, мочой и витал запах дорогих духов, то исчезая, то радуя нос.

Стены были разрисованы, бросался в глаза солидный половой член, похожий на кабачок с густыми бровями. От «кабачка» поднималось облачко, как в комиксах, — кабачок разговаривал, что-то предлагая таинственной Даше.

К счастью, спускаться в темноту Степану не пришлось. На левой стене на уровне колен имелось окошко, волосатое от пыли. Пыли было столько, что Степан даже сразу не понял, что внутри горит свет.

Степан достал из кармана упаковку бумажных носовых платков, развернул один и положил на ступеньку, чтобы сесть, другим же прочистил себе на стекле смотровое окошко.

Как раз вовремя.

В подвале среди мрачных труб, на которых блестели капельки воды, в кругу до осязаемости густого желтого света возлежал пьяный бомж. Возлежал он на множестве старых тряпок, из которых выделялся спальный мешок, прожженный сигаретой во многих местах.

Своей позой он напоминал главу семейства, пришедшего с работы усталым и сразу же завалившегося на диван.

Его картонка стояла рядом, прислоненная к трубе. На ней оказался намалеван неказистый рисунок красная кнопка, череп с костями и слово «жми», казавшееся очень странным, если на него долго смотреть.

Дамочка как раз присела на корточки, сложив руки на коленях, и что-то втолковывала султану на топчане. Тот морщился и отворачивал голову, как будто в глаза ему бил свет или как будто не нравились духи, которыми дамочка пользовалась.

В таком положении зад дамы имел такую великолепную грушевидную форму, что Степан невольно сглотнул и расчистил окошечко пошире.

Гостья договорила свое, села в ногах хозяина мест, задрав для удобства подол, и достала из своей сумочки плоскую бутылку виски. Глаза бомжа вспыхнули пьяным пожаром, он сунул руку куда-то за спину, в темноту, и извлек на свет мутный граненый стакан. Дамочка, не мешкая, наполнила его до самых краев и терпеливо ждала, пока угощаемый осушит его до дна. Тот пил жадно, не морщась. Его кадык ходил вверх-вниз, как будто речь шла о яблочном соке, выпиваемом после партии в теннис на жаре.

Допив, бомжара положил стакан на место и откинулся навзничь как простреленный в сердце.

Дамочка убрала бутылку и начала расстегивать на мужчине брюки. Брюки это были, джинсы или другая разновидность штанов, понять было крайне трудно. Предмет туалета сильно лоснился на швах, а там, где не лоснился, виднелись круги от высохшей мочи и черные следы от пальцев.

Не без труда прекрасной незнакомке удалось стянуть их до колен. Даже с большого расстояния Степан понял, что в нос ей ударил такой сильный запах, что женщина дернулась, как от пощечины.