Soulmates Never Die - страница 61
Она молчит. Не фыркает, не хмыкает, не ругается — молчит. Даже взгляд не поднимает, так и стоит, уставившись в противоположную стену, как стояла с самого его прихода. Намджун знает, что сейчас у нее закончится перемена, девушка стянет с ног раздолбанные кеды и снова пойдет колотить коктейли за барной стойкой. Еще он знает, что теперь ему даже смотреть в сторону комбинезончика запрещено, но всё равно осматривает, жадно впитывает каждую деталь: темные круги под глазами, небрежный куцый пучок на затылке, вот она прикуривает третью, нервно сжимая её дрожащими пальцами, а сигарета уютно пристраивается между подрагивающих губ…
Она тоже волнуется, понимает Намджун. Волнуется и боится, понимает с огорчением, и плюет на чистоту своего костюма, просто плюхается спиной о стену и решается.
— Донхи-я, — тянет, уставившись в пол, только бы не видеть, как нервно суетящиеся пальцы крутят между собой уже четвертую. — Донхи-я, пожалуйста, скажи мне хоть что-то. Что я — ублюдок, кретин, чёртов придурок, что ты ненавидишь меня и больше никогда в жизни не хочешь меня видеть. Что я противен тебе, и ты ни единой секунды больше не можешь проводить рядом со мной. Прошу, скажи мне, потому что я больше так не могу.
Намджун крепко зажмуривается, с горьким отчаянием думая, что еще никогда в жизни не обнажал душу настолько. Даже когда рассказывал о бывшей девушке, о семье, когда признавался в своих чувствах — это всё было не то. Не настолько сильно парень ощущал себя уязвимым и обреченным. Рядом слышен какой-то звонкий стук, и он с удивлением видит знакомую до последней царапинки зиппо, которая лежит у него под ногами, рассыпавшись на детали. Намджун, всё еще не понимая, поднимает взгляд и шокировано застывает.
Донхи смотрит на него, потеряно открыв рот, и в её руке догорает сигарета, а взгляд такой ломкий, растерянный… мягкий? Она судорожно сглатывает, а Намджун глупо выпаливает.
— У тебя уже фильтр догорает.
— …точно, — она наконец отмирает, с огромным удивлением смотрит на тлеющую сигарету в руке, а после торопливо её тушит и выбрасывает в мусорку. — Спасибо.
— Не за что, — легко отзывается, и это всё выглядит так, как было раньше. Намджун скашивает взгляд на Донхи, которая в его старом тонком свитере (он сползает ей на ключицы, и это — самое прекрасное зрелище в мире) неловко ведет плечами, будто спасаясь от холода, а после неожиданно и очень неуверенно выпаливает.
— Я не хочу, чтобы мы прекращали видеться.
Намджун глупо хлопает веками.
— Что? — как-то отупело переспрашивает, и Донхи сразу же огрызается.
— Да сказала же! — тянется в карман по пятую, но после видит зажигалку под ногами Намджуна и сквозь зубы материться. После уже более спокойно повторяет. — Я хочу видеть тебя и дальше.
— Я не понимаю, — беспомощно и потеряно тянет Намджун, опускаясь на корточки и принимаясь собирать детали старушки зиппо. Всё же он успел к ней привыкнуть, так что жаль будет, если какая-то маленькая фигня потеряется. Донхи рядом фыркает и вдруг опускается рядом с ним. Нерешительно смеривает озадаченного парня взглядом, глубоко вздыхает и протягивает ему руку.
— Я тоже не понимаю.
— Я вообще на повторе слушал Without you…
— I’m nothing, — кивает, криво улыбаясь. — Я тоже. Ту версию, что с Боуи, или сольную?
— Обе.
Намджун придирчиво осматривает заново собранную зажигалку, трет её рукавом пиджака, избавляя от пыли, и осторожно кладет её на ладонь неуверенно улыбающейся Донхи.
И как-то так они мирятся.
***
— Так что же, — Тэхён привычно лениво тянет гласные с легкой улыбкой, но взгляд у него жесткий, тяжелый, давящий, полный предубеждения, как кажется Намджуну, и он только и может, что с нервной улыбкой дернуть плечом в ответ на слишком трудный в его положении вопрос, — у вас снова всё хорошо?
— Трудно сказать, — он вообще чувствует себя… да будто сидит вместо пушечного ядра внутри артиллерийской пушки, так что подобные вопросы лишь заставляют внезапно проснувшуюся неуверенность в себе заостриться в несколько раз. — Надеюсь, что будет.
Младший фыркает, будто ёжик (у бабушки под старым сарайчиком возле дома жила целая семья, и Намджун в детстве обожал приносить им яблоки и чесать мягкие животы), и именно поэтому на него никак не получается сердиться. Слишком уж этот мальчишка любит свою нуну, потому и пытается защищать её всеми возможными способами, а еще внутри здравый смысл борется с юношеским максимализмом, так что Намджун получает от него поистине взрывную смесь упрямства, смешанного с заботой и настоянной на растерянности. Мозгами Тэ ни капли не хочет сделать хёну больно, но вот сердцем — а им этот безразсудный, но верный малыш и живет — оно постоянно говорит ему высказать что-то цепкое, продирающее и так встревоженного Намджуна до самого нутра.