Советник на зиму - страница 19
– Я тоже вампир, – сказал Несговоров. – Последние два дня я жил только вашим спектаклем. На свете нет другой актрисы, которая может дать столько, сколько вы… За один миг, одним жестом!..
Несговоров зажмурился, стыдясь подступивших слез и пытаясь вогнать их назад. Настоящая, живая Маранта стояла совсем близко, придя к нему сама, а он, то ли не веря счастью, то ли не зная, что с ним делать, все переживал свои мечты о ней.
– Я взял тогда все, что смог, – признался он. – И опять возьму, если повезет. У меня не хватит сил отказаться.
– Березы начинают опадать снизу, – сказала Маранта, чересчур старательно разглядывая деревце на полотне. Щеки ее порозовели. – К концу осени остаются только мелкие листочки на макушке. Легкое, плавно возносящееся пламя…
– Вы любите огонь?
– Я не люблю огонь. – Она перевела на него серьезные иссиня-черные глаза. – С огнем у меня связаны тяжелые воспоминания. Он убивает. Но это, к сожалению, единственная достойная форма жизни.
– Вашей жизни, – уточнил Несговоров. – Я понял это, когда увидел, как вы протянули руки к оружию.
– Жизни вообще, – возразила Маранта. – Не прозябания, не выживания, а жизни. Дело не в оружии, мне совсем не хочется из него палить…
– Но существует тот предел, за которым это становится неизбежным? Именно так я понял вас на сцене. Предел отчаяния, унижения и…
– Страха, наверное? За оружие берутся от страха. И всегда найдутся доброхоты, готовые протянуть вам ружье.
– Значит, достойнее склонить голову и отдаться на милость победителя?
– Смотря кто этот победитель, – загадочно сказала Маранта. – В любом случае есть крайняя возможность – распорядиться собственной жизнью.
– Что же остается для пламени? Может быть, возмездие?
– Возмездие? – задумчиво переспросила Маранта. Опустив глаза, покачала головой как будто в недоумении. – Я этого не понимаю…
– Во всем виноват Марат Козлов, – нескладно пошутил Несговоров, пытаясь хоть как-то вывести беседу из темного тупика. Ему казалось, что Маранта говорит на особом языке, который он еще не освоил или освоил не вполне. Это были не столько речь, сколько выражение глаз, лица, рук, всего тела, значимость позы и напряжение отдельных мускулов, даже поток излучаемого кожей тепла. За всем этим открывалась бездна не выразимых никакой речью состояний. Несговоров не привык балансировать над пропастью и не выдержал. И сразу каким-то шестым или седьмым чувством ощутил, что совершил непоправимую оплошность. Вдруг лопнула незримая ниточка, которая только-только протянулась между ним и Марантой.
Маранта не сделалась от этого менее прекрасной и остроумной, ей самой даже стало как будто легче, но что-то в ней закрылось. Она вновь обернулась той великолепной Марантой, какую они с Дашей встретили в фойе.
– Да, режиссер вполне оправдывает свое имя, – весело согласилась она, словно подстраиваясь под тон Несговорова. – Я бы только отстригла на афише его фамилию.
– Кстати об афише: там значились танцевальные коллективы… Ведь вы не в труппе театра? Когда я пытался наводить справки, мне сказали, что вы в театре не работаете, да? …народов Крайнего Севера. Мне ничего другого не оставалось, как методом исключения причислить вас…
– К самоедам? Как вы догадливы! Конечно же, я примчалась на оленях…
– Из Ханты-Мансийского округа! Кстати, чем он так уж близок Марату Козлову?
– А там бьют нефтяные фонтаны. Значит, и денежки водятся…
– Ну а Крым?
– В Крыму потеплее. Северяне любят тепло.
– Но вы-то попали…
– В Гвадалахару! Прямо из Ханты-Мансийского округа! Эй-хоп!..
Все, не исключая и Дашу, весело над этим смеялись.
Несговоров вскипятил воду, заварил и разлил чай. Маранте досталась самая надежная, Дашина чашка с чуть обколотым краешком. Даша на сей раз пила из дядиного треснутого бокала без ручки, а Несговоров – из стеклянной банки.
– Здесь холодно. Вам надо поставить буржуйку, – заботливо сказала Маранта.
– Вы полагаете, этот чердак заслуживает того, чтобы его обогревать? – спросил Несговоров, горько усмехнувшись.
– Но вы-то с Дашей заслуживаете того, чтобы жить в тепле! Верно, Доротея?
Новое имя Даше явно понравилось.