Советские каторжанки - страница 48

Бригадиром Валентину не взяли. Пристроили в сушилку.

Через неделю ко мне приковыляла с палочкой Марийка-гуцулка, которую я однажды спасла от кулаков Надьки и которая после этого уверовала в мою способность помогать людям. Она взволнованно рассказала такую историю.

В бригаду, работающую в карьере, перевели двух женщин. Обе уже пожилые, языкатые, шумные, родом с Донбасса. Увидели, что бригадирша, Марийкина землячка Аня, — тихая и спокойная девушка, что в бригаде все молодые девчата из западно-украинских сел. Решили, что можно их запугать и заставить работать на себя. Обе откровенно лентяйничали, часто ходили погреться, на замечания бригадирши отвечали матерщиной... Все в бригаде были возмущены, и девчата пожаловались мастеру. Мастер приказал уменьшить этим бабенкам паек и оплату. Тогда они занесли оперуполномоченному заявление: жаловались, что проклятые бандеровки их преследуют и обижают, что бригадирша крутит любовь с мастером, поэтому и мастер их преследует. Требовали наказать и убрать бригадиршу.

Незадолго до этого мне пришлось работать в этой бригаде, и я знала обстановку, знала, что все там дружны, из одного района, работают очень хорошо. Я не смогла быть с ними наравне, сил не хватало, поэтому перевелась в другую бригаду. Бригадирша была славным человеком, в мужской зоне у нее был друг из ее же села. Я написала о том, что знала, и выдала жалобщицам объективную характеристику.

Видимо, мое заявление оказалось убедительным, потому что бабенок перевели куда-то, а бригадиршу не тронули. Аня так и не узнала, кому обязана избавлением от грязных сплетен и неприятностей в работе.

Вообще лагерное начальство усиленно распространяло мнение, что девушки с Западной Украины склонны к конспирации и заговорам. Каторжанки работали хорошо, нарушений почти не было. Начальству просто надо было утверждать свои служебные качества хотя бы проявлением бдительности. Для этого нагнеталась ненависть к участникам сопротивления, которое родилось после освобождения от немцев западных областей Украины, потому что советские войска, проводя сталинскую национальную политику, снова подвергли жестоким репрессиям ни в чем не повинных жителей городов и сел.

Разоблачению «происков» бандеровцев уделяла много внимания сыскная служба лагерной оперативки. Это было очень удобно: неполадки в хозяйстве, нечестность исполнителей, возникавшие по этой причине конфликты — все квалифицировалось как происки «классового врага» — бандеровцев. Население лагеря состояло на восемьдесят процентов из украинок, среди которых сильны были земляческие связи, а потому всегда активно действовала система взаимовыручки. Ну а взаимовыручку всегда очень удобно расценивать как групповщину. И в лагере постоянно ощущалось стремление администрации во что бы то ни стало обнаружить и разгромить нелегальную организацию украинских националистов. Но среди националистов стукачей практически не было. Надо было искать помощников среди русских или восточных украинцев, но таких, что пользовались доверием у западников. Никто из заключенных, разумеется, не мог ничего знать о намерениях оперативки, о стратегии и тактике изнывающих от безделья лагерных начальников.

Неожиданно меня вызвал оперуполномоченный. Похвалил за заявления, сказал, что верит в мою объективность и собирается попросить кое о чем. Долго объяснял, что надо найти и раскрыть организацию националистов. И поэтому следует поинтересоваться перепиской с мужской зоной. Я ответила, что об организации ничего не знаю и не собираюсь узнавать. Мне как русской, даже при самых хороших отношениях с западноукраинцами, никто не поверит и не доверит тайны, даже если она есть. Перехватывать письма не стану — для таких дел у них есть свои, проверенные осведомители, пусть этим и занимаются, а я не осведомитель. Просто при случае внесла ясность во имя справедливости. Начальник предложил подумать и отпустил, недовольный. Мне показалось, что назревает какой-то разлад с опером, но я не придала этому значения.

В особых лагерях МВД все заключенные, живущие за тремя рядами проволоки, были охвачены сетью осведомителей. Нагнеталось и поддерживалось мнение чекистской администрации о том, что в лагере находятся особо опасные враги народа и предатели, что за ними нужен строгий надзор и необходимо знать все, что в зоне делается, о чем говорят заключенные и как они настроены. Для этого существовала служба секретного надзора во главе с оперуполномоченным — начальником над всеми крупными и мелкими доносчиками-«стукачами».