Советские каторжанки - страница 55

стр.

В общем, мой рассказ был похож на правду и, наверное, потому сработал. «Наседку» к вечеру забрали, а меня больше никто не вызывал. То ли подполковник удостоверился в моей наивности, то ли стукачка была у них в большом доверии, но больше никто и никогда об этом деле мне не напоминал.

Глава 18. ОЖИДАНИЕ

Потянулись дни томительного ожидания конца нового срока. На работу не выводили, часто обыскивали — искали записку, а нашли иголку. За иголку посадили в ШИЗО, сидела пять суток. По ночам дневальная — западноукраинка — приносила мне горбушку хлеба и записку от Маруси. Я тут же отвечала и отдавала бумажку дневальной. От Маруси все девчата знали о моем положении.

После ШИЗО оставалось мало дней до выхода из БУРа, но однажды пришла надзирательница и повела меня по лагерю с обходным листом. Прошли по всем службам, везде подписали, что я никому не должна. Забрали в БУР вещи из барака, сложили в надзирательской — и снова заперли в камере. Никто ничего не объяснял. Сводили получить посылки из дома. Вскрыли, проверили, поставили три ящика в углу надзирательской, а в руки ничего не дали.

Миновал срок выхода из БУРа — и опять тишина. Через кормушку во время обеда, когда дежурила добрая надзирательница, я рассказала Наде о своем положении. Надя, человек опытный в криминальных делах, объяснила:

— Понимаешь, тебя должны отвезти в закрытку. А не везут потому, что пока отчислят, перечислят, там начислят, — а время-то идет. Да еще, может, там мест нет, так ждут, когда места будут. Ты жди, не волнуйся, в закрытке не страшно. Лучше, чем зимой на работах.

А за окном мела пурга, стоял уже ноябрь, и солнце не появлялось. Надин рассказ меня не успокоил — наоборот, вселил новые тревоги. Если закрытка — значит, будет суд. А в чем обвинят? Никто заранее об этом не скажет. Опять будут пугать тем, что маму посадят.

По БУРу с обходом шел оперуполномоченный. Ему открывали двери камер, и он задавал заключенным обычные вопросы: как обстоят дела? за что сидят? нет ли каких жалоб? Обычно при попытке заключенных что-то выяснить режимное начальство пренебрежительно отмалчивалось — спрашивать было бесполезно. Но тут я решила обязательно спросить: очень уж неопределенным и непонятным было мое положение.

Лязгнул замок, дверь открылась, на пороге стоял высокий симпатичный офицер. Я догадалась, что это Павлов, и спросила у него:

— Скажите, пожалуйста, почему меня не выпускают? Срок давно прошел, меня сводили с обходным — и опять держат. В чем причина?

Павлов приветливо улыбнулся и сказал:

— Вас должны увезти отсюда. Но вот уже вторую неделю стоит нелетная погода, и вылететь невозможно. Погода установится, и вы уедете. Может быть, до отъезда вы в чем-нибудь нуждаетесь? Скажите — сделаем.

Я сначала растерялась от неожиданно приветливого ответа, но потом, преодолев смущение, сказала, что надо починить сапоги.

— Давайте их сюда, — сказал Павлов. Махнул рукой стоящему сзади надзирателю: — Возьмите. Почините и завтра принесете сюда. — И снова приветливо ко мне: — Ну, больше ничего не надо?

— Ничего. Спасибо вам! — у меня защекотало в носу от доброты этого незнакомого человека, и я, с трудом преодолев себя, сказала ему: — До свидания!

Как луч света в темном царстве, подумала я. Какой хороший человек!

И снова томительное ожидание, но уже не такое тягостное, как раньше. Теперь я хоть знала, что предстоит перемена в жизни. Высылали (как я гораздо позже узнала) «за пределы», потому что я приобрела слишком большой авторитет у лагнаселения и могла стать лидером возможного сопротивления. Ни о каком лидерстве я, конечно же, не помышляла. Просто у начальства сложилось такое мнение, подогретое доносами Шуры Веклич.

А Надя Бедрячка через кормушку твердила:

— Ты не верь, это чтобы успокоить. Тебя все равно в закрытку повезут. Вот вспомнишь мои слова! Вообще-то Павлов хороший мужик, но все они нам врут. Такой порядок. Так что не переживай, не стоит.

— Ну хватит! — оборвала ее надзирательница. — Ишь разговорилась!

Среди ночи меня разбудил крик:

— Одолинская, со всеми вещами, да быстро, не задерживай!

Я вскочила, сердце бешено колотилось. Вот оно, началось! Скоро узнаю, куда еду!..