Советские олимпийцы - страница 23
…В 1944 году Николая призвали в армию. Тогда же Федор обратился к отцу и матери:
— Я тоже пойду вместе с Колей. Добровольцем.
На следующий день Федор Терентьев подал заявление в военкомат. Служить его направили в Заполярье. Там, в Мурманске, он впервые встретился с настоящим спортом. Встретился, чтобы уже не расставаться до конца жизни.
…Один за другим уходили со старта бойцы — шло первенство соединения по лыжам. Здесь были свои признанные фавориты, уже несколько лет занимавшиеся лыжным спортом, выигравшие не одну гонку. Но лучшее время показал никому не известный Федор Терентьев. А дальше — больше: попав на окружные соревнования, Терентьев и там занял первое место в лыжных гонках, а потом выиграл и гонку велосипедную…
В 1945 году его направили в Свердловск на сборы сильнейших армейских лыжников.
Здесь Федор Терентьев встретился с Андреем Алексеевичем Карповым…
Многие годы Карпов входил в десятку сильнейших гонщиков страны. За спортивные успехи ему присвоено звание заслуженного мастера спорта. А за достижения в области тренерско-педагогической деятельности он одним из первых в стране был удостоен звания заслуженного тренера СССР, награжден несколькими орденами и медалями.
— Вы обратили внимание, как бежит вот тот здоровяк? — спросил кто-то в группе тренеров, стоявших у финиша. Карпов молча кивнул головой: он давно присматривался к рослому плечистому парню, к его своеобразному стилю.
— У Терентьева был мягкий, эластичный ход, — рассказывает Андрей Алексеевич, — близкий к финской манере бега. В то время у нас так не бежали. В последующие годы по стилю к Терентьеву, пожалуй, был наиболее близок Вячеслав Веденин. И кроме того, в Федоре сразу угадывалась огромная сила воли.
В 1947 году Терентьева перевели служить в Москву и включили в команду велогонщиков ВВС. Осенью он вошел в состав команды лыжников-армейцев, его тренером стал Карпов.
…Был в подмосковном городе Бабушкине, ставшем теперь одним из районов Москвы, аккуратный одноэтажный домик с небольшим садом. Этот дом хорошо знали все армейские лыжники: в нем жила семья Карпова.
— Андрея Алексеевича мы считали своим вторым отцом, — вспоминает неоднократный в прошлом чемпион СССР мастер спорта Геннадий Ваганов. — Ребята месяцами там жили. Ведь все мы были надолго оторваны от своих родных, а там, в семье Карпова, находили сердечное тепло и домашний уют. И больше всех «прижился» там Федор Терентьев.
— И мы считали Федю своим сыном, — говорит Валентина Ефимовна Карпова. — До чего же он был трудолюбив. Минуты без дела посидеть не мог. То встанет раньше всех — а мы и так поднимались очень рано, прямо как в деревне — и, глядишь, уже что-то подправил, починил. Помню, как-то пригласили мы мастера крышу перекрыть. Долго он возился, и все у него не получалось с раскройкой железа. Тут Федор приехал, походил, посмотрел, взялся за дело, и вдвоем они за час управились. Сети любил плести для рыбалки. Все умел делать, золотые были у него руки.
Наверное, многие москвичи — любители спорта старшего поколения — помнят, что в центре столичного парка Сокольники был стадион ЦДКА. В общем-то он не был рассчитан на большие соревнования. Только в 1944 году, когда разыгрывался чемпионат Москвы по футболу, здесь было проведено несколько матчей.
Удивительно домашним и уютным был этот стадион. Именно там начинали свою предсезонную тренировку армейские лыжники.
— Построились! Напра-во! — звучала команда Карпова. — Бегом, марш!
…Их было человек пятьдесят. Федор Терентьев, впервые пришедший на лыжную тренировку, бежал последним. Спортсмены цепочкой пересекли парк, выбежали на широкую лесную тропу.
— А теперь прибавим! — это снова голос Карпова. Бег ускорился, новая команда: — Еще быстрей!
Для Федора все было необычно. Он не боялся кроссов, больше того, за время службы на Севере привык приходить первым. И лыжником себя он считал опытным — не раз выигрывал соревнования в Петрозаводске, да и сам по себе первый разряд тоже что-то значит. И казалось ему: «Ну, подумаешь, темп!»
Давно позади осталась Москва.
— Теперь спокойней! — донеслось спереди. В легком размеренном ритме прошли километра два. И вдруг: — Ускорение! — Вот тут-то и почувствовал Федор, что, несмотря на всю свою выносливость, дыхание начинает сбиваться. А остальные, как будто железные, бегут себе и бегут.