Советские полководцы и военачальники - страница 4
Накануне первой мировой войны Каменев участвовал в крупном учении Генерального штаба под Киевом. Цель учения говорила о многом: отработка плана возможной войны с Германией и ее союзниками. Это вызывало самые разноречивые мысли. Каменев гордился свойственными русской армии высокими боевыми качествами, но вспоминались слухи о казнокрадстве крупных военных чиновников, бездарности и корыстолюбии многих занимавших ответственное положение генералов. И чем выше была власть, тем безобразия становились отвратительнее.
В беседах с женой Сергей Сергеевич все чаще осуждал порядки в стране. А Варвара Федоровна, как и раньше, придерживалась свободолюбивых, демократических взглядов на жизнь. Поэтому разговоры мужа и жены Каменевых были разговорами единомышленников. Они помогали друг другу глубже вникать в волновавшие их вопросы, вырабатывать необходимые выводы. Какими были эти выводы? Ответить на этот вопрос трудно. Но вот красноречивый поступок Сергея Сергеевича: «Однажды он снял со стены портрет царя и вынес его из дома, — писала в своих воспоминаниях Наталья Сергеевна Каменева. — Больше этого портрета никто не видал». Нужно представить общественное положение Каменева, психологию общества, к которому он принадлежал, чтобы понять всю важность этого факта, те решительные перемены, которые произошли в его сознании.
В начале первой мировой войны капитан Генерального штаба Каменев в качестве младшего адъютанта оперативного управления 1-й армии был направлен на фронт. К февралю же 1917 года он был уже начальником этого управления и полковником Генерального штаба: взлет даже для военного времени необычайный. Сказались выдающиеся способности Сергея Сергеевича, его великолепная профессиональная подготовка, огромная работоспособность. «Знаю полковника Каменева, — писал в характеристике один из его тогдашних начальников, — по отличной почти трехлетней службе в штабе 1-й армии. Это по всем отношениям выдающийся офицер Генерального штаба и отличный строевой начальник. Достоин выдвижения на генеральские должности — и строевые, и Генерального штаба, особенно на должность генерал-квартирмейстера».
Сам же Каменев переживал в то время нечто вроде душевного кризиса. Лозунг «За веру, царя и отечество» по сути давно уже не соответствовал его убеждениям. Как было принято, он писал о себе: «православного вероисповедания», но в действительности был атеистом. Ему нужна была, он это чувствовал, другая вера — земная, а ее он не находил. Самодержавие он отрицал, Николая II считал ничтожнейшей личностью, поставившей Россию перед катастрофой. От лозунга оставалось одно — «За отечество». Его он любил беззаветно, но и это понятие нуждалось в конкретном содержание. Впрочем, об этом думать было некогда. Отечество было в опасности — немцы наступали повсеместно.
Каменев тяжело переживал неудачи русской армии. Как результат этих горестных чувств явились его рапорты о переводе на строевую должность и непременно на передовые позиции. Непосредственное начальство и близко знакомые офицеры увещевали не лезть самому в пекло», и так, мол, карьера строится блестяще. Но откуда им было знать, чем руководствовался Каменев! В конце концов он настоял на своем и в феврале 1917 года был назначен командиром 30-го Полтавского пехотного полка.
На участке полка Каменева военные действия первоначально сводились к отражению мелких вылазок врага. Но в ночь на 12 марта немцы применили химическое оружие. Около пяти часов окопы полка обволакивал ядовитый газ. Затем противник предпринял несколько яростных атак. Все они разбились о стойкость и мужество русских солдат и офицеров, умелое руководство их действиями со стороны командира полка. Через несколько дней командир дивизии писал о Каменеве: «…умственно развит отлично, характер спокойный, твердый, военное дело знает хорошо и любит его, знает бы г офицеров и солдата и заботится о них, хотя и командует полком полтора месяца, но уже успел проявить свою деятельность как распорядительностью, так равно хладнокровием и мужеством во время газовой атаки неприятеля…» К этому следует добавить, что Каменев руководил отражением вражеских атак, будучи сам пораженным газом. И в дальнейшем — до конца своей жизни — он страдал от приступов удушья и неизлечимого кашля.