Советские ученые. Очерки и воспоминания - страница 10

После женитьбы. Капица купил небольшой участок земли на Хантингтон Роуд, где построил дом по своему плану. Здесь родились его сыновья Сергей и Андрей.

В свое время работы Капицы казались не относящимися к исследованиям, связанным с изучением ядерных процессов, которые представляли для Резерфорда особый интерес. Однако, как стало позднее ясно, Резерфорд, необычайно проницательный ученый, отчетливо предвидел значение опытов Капицы для дальнейших судеб ядерной физики. Через несколько лет после избрания Капицы в действительные члены Лондонского Королевского общества, в 1933 году, на территории Кембриджского университета специально для его работ была построена большая лаборатория имени Людвига Монда [4] с установками для получения сильных магнитных полей и низких температур. Резерфорду удалось убедить Лондонское Королевское общество в необходимости создания этой лаборатории. Она была торжественно открыта в феврале 1933 года в присутствии Резерфорда и премьер–министра Англии Стенли Болдуина.

Капица показал гостям прекрасное скульптурное изображение крокодила на фасаде Мондской лаборатории (Резерфорд прекрасно знал, что Капица ласково называет его Крокодилом), сделанное скульптором Эриком Гиллом, с которым Петр Леонидович был в дружбе. Другой достопримечательностью лаборатории был барельефный портрет Резерфорда, изваянный Гиллом. Не всем он понравился, но Капица считал его отличным.

Капица приехал из Англии в конце лета 1934 года. Институт физических проблем был основан постановлением правительства от 28 декабря того же года. К строительству института приступили в начале 1935 года. Название было предложено Капицей. «Это несколько необычное название, — объяснял он, — должно отразить собой то, что институт не будет заниматься какой–либо определенной областью знания, а будет, вообще говоря, институтом, изучающим известные научные проблемы, круг которых определится тем персоналом, теми кадрами ученых, которые в нем будут работать. Таким образом, этот институт предназначается для чистой, а не прикладной научной работы». Это объяснение, сделанное на заседании группы физики Академии наук СССР 15 марта 1937 года, началось довольно рискованно и, пожалуй, даже не всем понятно, так как термин «чистая наука» отвергался, поскольку считалось, что за ним стоят такие исследования, которые никогда не будут использованы в народном хозяйстве.

«Я пользуюсь не особенно популярным термином «чистая наука», — продолжал Капица, — так как не знаю, чем заменить это слово. Иногда говорят–теоретическая наука, но теоретической является всякая наука. По существу, pure science или reine Wissenschaft это вполне установившееся понятие. Между прикладной и чистой наукой имеется только одно различие: в прикладной науке научные проблемы идут из жизни, в то время как чистые науки сами ведут к прикладным результатам, потому что никакое научное знание не может оставаться неприложимым к жизни–оно так или иначе найдет свое применение и даст практические результаты, хотя и трудно предвидеть, когда и как это произойдет».

Убеждение в том, что всякое научное открытие рано или поздно может быть практически использовано, осталось у Капицы на всю жизнь и, вероятно, полностью оправдалось в его собственном опыте. В конце 1971 года я спросил у Петра Леонидовича, стоит ли, по его мнению, вкладывать огромные средства в термоядерные исследования, может быть, человечеству не понадобится такое огромное количество энергии? Капица ответил, что термоядерные исследования надо всемерно развивать — любое научное открытие всегда найдет выход к полезному применению.

План института, разработанный Петром Леонидовичем, отвечал требованиям, предъявляемым к научно–исследовательскому центру. По словам Капицы, была сделана попытка создать совершенный, передовой институт. «Мне кажется, что эта цель достигнута, и институт можно считать не только одним из самых передовых у нас в Союзе, но и в Европе», — отмечал он.

По решению Советского правительства основное оборудование было закуплено у Лондонского Королевского общества — раньше оно находилось в лаборатории имени Монда в Кембридже. Представители Общества обратились к Резерфорду по поводу продажи оборудования Мондской лаборатории. Говорят, что Резерфорд сердито сказал: «Эти машины не могут работать без Капицы. А Капица — без них». Вопрос был решен, и машины доставили в Москву.