Советские ученые. Очерки и воспоминания - страница 5
Френкель, считавшийся самым эрудированным участником семинара, выступал большей частью с изложением новейших теоретических открытий. В то время сенсационные работы Резерфорда и Бора по строению атома вызывали исключительный интерес у физиков. Капица, конечно, не мог предполагать, что ему предстоит работать в непосредственной близости с Резерфордом — этим великим ученым, создавшим первую ядерную модель атома.
Наряду с открытиями Эрнеста Резерфорда в Манчестерском университете большое внимание привлекали работы Марии Склодовской–Кюри в Институте радия в Париже. Это было время революционных открытий в физике, совершенно преобразивших эту науку. Создавались основы современной ядерной физики, квантовой теории, физики твердого тела, теории относительности, астрофизики и т. д. Резерфорд закончил знаменитые опыты по расщеплению ядра, т. е. открыл возможность осуществления в определенных условиях ядерных реакций. В 1920 году он предсказал существование в ядре нейтральных частиц, позднее обнаруженных экспериментально его учеником Джеймсом Чедвиком и названных нейтронами. Открытие Чедвика повлекло за собой овладение атомной энергией.
В ноябре 1920 года Иоффе был единогласно избран действительным членом Российской академии наук. Теперь у него стало больше возможностей для научно–организационной деятельности, и в первую очередь для налаживания научно–исследовательской работы и международных научных связей, которые он считал очень важными для развития науки в молодой Советской стране.
Отзыв о научных трудах Иоффе в связи с выдвижением его кандидатуры в академики составлял по поручению академии будущий тесть Капицы по второму браку академик Алексей Николаевич Крылов. В воспоминаниях А. Н. Крылова есть несколько строк о последнем этапе баллотировки кандидатуры А. Ф. Иоффе (выборы были трехступенчатыми, с тайным голосованием). Заседание проходило в малом конференц–зале Академии наук. Иоффе находился в соседней комнате. Его могли вызвать для какой–нибудь справки или ответа на вопрос. В тот ноябрьский вечер, по свидетельству Крылова, дул норд–вест с мокрым снегом. Трамваи не ходили, освещения не было. Утром была хорошая погода, и Иоффе пришел из дому в легком пальто и летних ботинках. После заседания Иоффе пришлось бы идти домой в Политехнический институт пешком по непролазной слякоти 12 верст. Крылов жил недалеко от академии, на Каменноостровском (ныне Кировском) проспекте. Он пригласил Иоффе заночевать у него.
«Придя домой, я увидел, что Иоффе промок и промерз, как говорится, до костей, и сейчас же предложил ему сменить одежду, вытереться и выпить добрую рюмку коньяка, а затем хорошей меры стакан горячего, по морскому рецепту изготовленного пунша. Это была единственная рюмка коньяка и единственный стакан пунша, выпитые Абрамом Федоровичем за всю его жизнь. Но зато это избавило его от вернейшей простуды», — вспоминал Алексей Николаевич.
Кстати, много лет спустя Капица как–то рассказал мне о своей поездке в Париж из Англии в 1925 году с научными целями. Через несколько дней после его прибытия во французскую столицу туда же из Берлина приехали Френкель с женой, Иоффе и Крылов.
Однажды на Монмартре к Петру Леонидовичу подошли молодые люди, которых в Париже называли «ночными гидами», и стали предлагать ему посетить ночной клуб, куда они соглашались проводить его за весьма скромное вознаграждение. Указывая на идущего чуть впереди Иоффе, Капица сказал: «Месье, вон мой папа. Спросите его. Если он разрешит, то я, разумеется, с огромным удовольствием пойду с вами». Не подозревая подвоха, молодые люди обратились к Абраму Федоровичу: «Не разрешит ли месье своему сыну посетить лучший ночной клуб Парижа? Молодому человеку там очень понравится». Иоффе серьезно покачал головой: «К сожалению, юноши, я не могу ему разрешить этого. Это противоречит принципам любящего отца и, пожалуй, было бы чересчур много для моего скромного сыночка».
Происшествие в Париже стало известно сотрудникам физико–технического института. С тех пор за Иоффе закрепилось прозвище «папа», которое он смиренно терпел всю жизнь.