Советский век - страница 24

Такое высказывание старого большевика, известного в качестве умного и умелого администратора, свидетельствовало о наступлении времени, когда партия стремилась снять с себя бремя ответственности за любые негативные явления. Яковлев понимал, что если он, как часто бывало ранее, займется реальным анализом проблемы, не прибегая к конкретике, то рискует быть обвиненным в принадлежности к той или иной оппозиционной группе. Призывы к большей демократии и снятию бюрократических преград, в том числе и в самой партии, громко звучали в многочисленных материалах, направляемых местными партийными организациями в Центральную контрольную комиссию и другие руководящие органы с жалобами на партийных боссов. Эти жалобы суммировались Информационной службой партии (1920-е гг.) и сводились в специальный бюллетень, информировавший о происходящем партийную верхушку[1-10].

Бюллетень также включал материалы, которые представляются нам особенно важными - те, что поступали из профсоюзов и ГПУ. По меньшей мере дважды в месяц в нем публиковался обзор настроений и взглядов определенных социальных групп, в первую очередь - рабочего класса. Бюллетень фиксировал факты забастовок и реакцию участвовавших в них партийцев.

В 1929 г. газета «Правда» больше не считалась источником, где можно было прочитать жесткие обвинения со стороны рабочих - членов партии в адрес собственных начальников. Но вожди знали о недовольстве и постоянно обсуждали возможные ответные меры, что, как правило, не предавали широкой огласке. В 1920-х отчеты ГПУ о рабочих собраниях в партийных информационных бюллетенях представляли собой прежде всего критику в адрес администрации и партийных боссов, обвиняемых в безразличии и некомпетентности, когда вопрос касался законных производственных жалоб. Из материалов отчетов видно, что забастовщиков нередко брали под защиту, а поведение профсоюзных лидеров критиковали. Партийные информационные бюллетени 1920-х гг. переполнены материалами подобного рода.

Поэтому не вполне корректно утверждать, что только государственный аппарат загрязнял партию. Это утверждение более верно скорее в отношении партийного аппарата, хотя он и делал все возможное, чтобы предотвратить взрыв негодования против так называемых партбюрократов.

Центральный комитет неоднократно проводил грандиозные и эффектные кампании, направленные на защиту, а также на прославление партийного аппарата, кадры которого стали называть политработниками и даже «преданной гвардией» партии. Особенно часто это случалось в период борьбы против различных оппозиций в 1920-х гг. В то же время беспартийные и те из членов РКП(б), кто оставался верным большевистским идеалам, продолжали объединять оба типа кадров в категорию «бюрократов». И для этого имелись веские основания.

Партийный контрольный аппарат был создан и предназначен для наблюдения за другими, более обширными аппаратами. Не удивительно, что он работал в атмосфере умалчивания собственных планов, действий и умонастроений.

Слово «товарищ» утрачивало свою первоначальную магию, когда «товарищем» оказывался вышестоящий начальник, отдающий приказы, устанавливающий ваш оклад и оценивающий ваши служебные перспективы. Новая реальность, ставшая отныне частью повседневной жизни, выглядела буднично просто: «Мы не рядом, товарищ Иванов, а на разных ступенях лестницы, товарищ Иванов, и я не ваш товарищ, товарищ Иванов».

Машина секретариата представляла собой пирамиду, основание которой составляли партийные секретари со своими собственными секретариатами на уровне районов (самых нижних административных единиц). Вершиной было Политбюро, Секретариат и Оргбюро. Это была система, предназначенная для обеспечения приоритета партийного руководства при контроле двух еще более грандиозных пирамид: советской и правительственной - от Совета народных комиссаров до органов на местах.

Все Советы - от Верховного до местных низовых - представляли собой сложную и разветвленную организационную структуру. Их единственным предназначением было решение местных административных задач. Но в форме пирамиды, увенчанной Верховными Советами каждой республики и Верховным Советом СССР, они были едва ли не фикцией, сохраняемой лишь для того, чтобы подтвердить верность революционному прошлому и гипотетическому народному суверенитету. Местные Советы от центра до союзных и автономных республик были фактически подчинены Советам народных комиссаров (в 1946 г. их переименовали в министерства) и их отделам. Эта сложнейшая бюрократическая конструкция из всевозможных «пирамид» и «ступеней» параллельно контролировалась партаппаратом.