Советы ближних - страница 4

стр.

– Ефрейтор Звонцов! – зову я и исполняю сигнал «подъем». Он меня обучал этим сигналам.

– Ты все перепутала, – говорит он, приоткрыв один глаз. – Ты сыграла «отбой», и теперь я должен еще вздремнуть!..

Я включаю радио на полную мощность передают увертюру к опере «Аида» – и убегаю готовить завтрак. Витьке ничего не остается, как вскочить с постели и убрать звук.

Он делает зарядку, пуская в ход гантели и растягивая на груди эспандер. Иногда снимает с гвоздя боксерские перчатки – он их приобрел еще до армии – и тузит дверной косяк со зверским выражением лица.

Потом он плещется под душем, и, когда возникает передо мной в тренировочном костюме, с ясным и детским лицом, я весело рапортую:

– Ефрейтор Звонцов! Разрешите доложить – кушать подано!..

Сегодня его любимый завтрак: взбитая яичница и кофе.

– Ну, что? Дома лучше, чем в армии? спрашиваю я ревниво.

– Смотря в каком смысле, – говорит он. – Если в смысле еды, то нас кормили неплохо. Питание в армии – дело государственной важности!

– Но такой яичницы ты там не ел? Сознайся!

– Сознаюсь! О такой яичнице я мечтал два года! Каждое утро, когда я зачеркивал масло, я приближал к себе миг, когда смогу ее съесть в условиях нашей кухни!..

– Да, тогда ты мечтал о доме, – говорю я. И умолкаю. Нет, ни слова о вчерашнем! Возможно, это его удивляет. Ну что ж, вчера он удивил меня. Так удивил, что я всю ночь не могла уснуть!..

По утрам он зачеркивал масло. Кто-то из остряков подсчитал, сколько за два года службы солдат должен съесть масла. Проглотив свою порцию, они зачеркивали в самодельном календарике очередную цифру. Эта игра особенно утешала салаг-первогодков в первые месяцы службы в армии. Салага, Солобон, Салапет, Чижик – насмешливо-нежные прозвища новобранцев. Год прослужил, и ты уже на полпути к дому. Ты уже не Салапет какой-нибудь, а Шнурок, Черпак, Фазан!.. И служить тебе веселее. Но дни идут, и вот ты уже Старик, а там и Дед – это уже после того, как опубликован приказ министра обороны об увольнении в запас твоего призыва… Два месяца до гражданки! Нижняя койка в казарме – уважение и почет! И вместе с нетерпеливым желанием увидеть своих, по которым соскучился, легкая грусть – прощание с друзьями по службе…

Я все это знаю из Витькиных писем. Таких откровенных, как мне казалось.

– Ну, я пошел, – говорит он. – Если мне будут звонить, скажи, придет поздно…

– Ты не зайдешь домой после работы? Прямо в институт? – спрашиваю я.

– Еще не знаю, – говорит он. И достает новый свитер – наш с отцом подарок к его возвращению. – Возможно, я на занятия не попаду…

Я смотрю на него. Как он тщательно причесывает перед зеркалом свои вихры. Как придирчиво разглядывает себя, нахмурив брови и придав лицу строгое выражение.

– Что значит – не попадешь? – Я помню свое решение и сдерживаю себя изо всех сил. – Разве это зависит не от тебя? Сегодня четверг!..

– Да, сегодня четверг. А завтра пятница. А послезавтра, как ты сама понимаешь, суб… Чур, не драться!..

Я делаю вид, что хочу бросить в него табуреткой, и он выскакивает за дверь. Сейчас он промелькнет во дворе и скроется в арке ворот. На весь долгий день, до позднего вечера…

Нет, надо что-то предпринимать! И как можно скорее!..

Я брожу по дому в своих термических бигуди. Скоро и мне на работу. Может быть, там хоть слегка отвлекусь со своими милыми крошками!.. Эти детки соскучиться не дадут. В прошлый раз я велела им сочинить предложение, где бы часто встречалась буква «ж». И третьеклассница Аня Еголина тут же мне выдала: «Мужчины не могут жить без женщин»…

Надо собрать родню и друзей, устроить совет! Друзья у нас есть, а вот с родней не густо. У Бориса всего лишь брат и тетя, у меня вообще никого. Если бы у меня был брат! Когда мне трудно, я всегда вспоминаю о том, что у меня был брат!.. Мой Коля!..


Он лежит в братской могиле на берегу Донца. На мраморной доске обелиска его имя стоит первым, потому что он гвардии лейтенант, а остальные восемнадцать – сержанты и рядовые.

Когда он погиб, ему было как сейчас Витьке!..

Они ушли в один день – мой папа и брат. Тот день я запомнила на всю жизнь – шестнадцатое июля… И оба погибли. Сначала отец. Мы о нем ничего не знали. Просто от него не стало вестей. Но я продолжала ему писать. Мне было тринадцать лет, я упорно ждала ответа. И ответ пришел.