Манро созвал охотников-даяков и велел слугам-китайцам принести фонари. Они разделились на две группы, одну возглавил Манро, другую — Нил, и двинулись по двум тропам, которые за этот месяц вытоптали, уходя из лагеря и возвращаясь. По договоренности, три выстрела будут означать, что одна из групп нашла Дарью. Нил шагал с окаменевшим лицом, в глубине души понимая, что Дарью им не найти, но совесть его совсем не мучила.
Через какое-то время обе группы встретились. На Манро было больно смотреть, он обезумел от тревоги и какой уж раз повторял:
— Она не могла уйти далеко. Мы должны дюйм за дюймом прочесать джунгли в радиусе мили от лагеря. Единственное объяснение — она чего-то испугалась или потеряла сознание, или ее укусила змея.
Поиски продолжались. Все выстроились цепочкой и действительно прочесывали кустарники дюйм за дюймом. Кричали, время от времени стреляли из ружья и затихали, дожидаясь ответного крика. Ночные птицы с громким хлопаньем крыльев разлетались, видя приближающиеся фонари, изредка шарахался какой-нибудь зверь.
Гроза разразилась внезапно. Налетел сильный ветер, молния, пронзительная, как крик страждущей женщины, разорвала темноту, а потом изломанные вспышки заполыхали одна за другой, словно дьявольские танцоры в ночи. Раскаты грома прокатывались по небу, будто гигантские волны, обрушивающиеся на берег вечности. Дождь низвергался бешеными потоками. Камни и исполинские деревья тащило вниз по склону. Вокруг бушевал хаос. Охотники-даяки в ужасе лепетали о разгневанных злых духах, голоса которых они слышали в буре, но Манро убеждал их продолжать поиски.
Дождь лил всю ночь, и гроза утихла только к рассвету. Насквозь промокшие, дрожащие, они вернулись в лагерь. После завтрака Манро намеревался возобновить поиски. Но он был уверен, что толку не будет. Что живой Дарью они уже не увидят. На его бледном, уставшем лице застыла боль, и он только повторял:
— Бедняжка! Бедняжка!