Современная австралийская новелла - страница 51
Не сказав никому ни слова, Элвин сорвал со спинки стула свой старый и рваный рабочий халат и, затолкав его, а потом и все остальное свое имущество в портфель, быстро встал из-за стола. Он бросил тоскливый взгляд на Джун, понявшую, что происходит нечто необыкновенное.
— Куда вы уходите, Элвин? — спросила Джун, подойдя к нему.
— Отлучусь на время, — сказал он. — Надеюсь, ненадолго. Потом все расскажу.
— Я сама хотела вам кое-что сказать, — проговорила Джун.
— О! — воскликнул он. В мозгу его сверкнула радостная мысль, что сейчас она скажет о своей любви к нему. Но это только ухудшит его положение.
— Подождите, я очень спешу, Джун, — сказал он. — До свиданья.
Он не смог втолковать своим родителям, что произошло. Это просто невероятно, что именно Элвина хотят уволить. Пока он не получил письма от Начальника, приказывающего прибыть для расследования его дела, он старался не разговаривать с родителями и не встречать их укоризненные взгляды.
В то утро, когда было назначено расследование, он торопливо отправился к месту своей бывшей службы и пришел на четверть часа раньше, чем ему было назначено. Стоя в вестибюле, он здоровался со своими сослуживцами, наблюдал за проходившими мимо людьми, и его томила тоска по своей канцелярии. Не в силах побороть свое желание, он поднялся к узорчатой железной решетке и стоял, глядя внутрь, на мучительно знакомую обстановку. Он надеялся увидеть Джун, но на стуле за ее столом сидела другая, совсем незнакомая девушка. Ни минуты не колеблясь, он направился к боковой двери канцелярии и вошел. Его бывшие сотрудники положили свои авторучки и поздоровались с ним. Он кивнул, словно второпях, и пошел прямо к своему прежнему столу. Делая вид, будто что-то разыскивает, он быстро обшарил ящик, часто поглядывая в сторону «женского» стола. Он решил, что Джун, наверно, в дамской комнате, но ждать он больше не мог. Сейчас начнется расследование. Он взглянул на противоположную стену — там на железном кронштейне висели часы. Меньше чем через пять минут он должен быть в кабинете Начальника. Он побежал в стеклянный кабинет. Мистер Фаусетт обрадовался Элвину и посоветовал ему покаяться в своей ошибке.
— Ты не обижайся, Элвин, но я уверен, что, если ты будешь вести себя разумно. Начальник восстановит тебя в должности.
— Я буду требовать справедливости, — заявил Элвин, напряженно разглядывая сквозь стекло клерков и женщин-помощниц. — Что-то я нигде не вижу Джун Смитуик, — вдруг сказал он.
— Разве ты не знаешь? — спросил мистер Фаусетт. — Она уволилась.
— Ушла! — воскликнул Элвин. И вспомнил, что она пыталась что-то ему сказать.
— Она нашла себе другое место, — сказал мистер Фаусетт.
— Ну что ж, — сказал Элвин. — Мне, пожалуй надо идти.
— Желаю удачи, — сказал мистер Фаусетт.
— Ушла, — бормотал про себя Элвин, подымаясь по лестнице. Не так уж трудно было бы ему узнать, куда она ушла. Тот же мистер Фаусетт сказал бы, если б он его спросил. Только вряд ли он спросил бы.
В минуту искренности он признался себе, что он себя обманывал. Она ушла, ничего не попросив ему передать, ни привета и ни слова о своем новом месте. Он почувствовал пустоту в сердце и в то же время — некоторое облегчение. Теперь ничто не связывает его с прежней работой.
Он разговаривал с Начальником и его заместителем с искренним раскаянием, и вместо того, чтобы произнести те гордые и смелые слова, что он произносил про себя во время увольнения, он признался, что нарушил правила, вымаливал прощение и просил, чтобы его взяли на прежнее место.
Начальник, недолго пошептавшись со своим заместителем, охотно предоставил Элвину прежнее место.
Элвин вернулся к своему столу и приступил к работе. Две стопки квитанций быстро растаяли, проволочная корзинка беспрерывно заполнялась докладными записками, а штемпели, похожие на молоточки, сновали по страницам гроссбухов. Но Элвин теперь уже не делал больше, чем от него требовалось. Теперь он даже бросал работу, чтобы послушать о предстоящем собрании государственных служащих, которые требовали сокращения рабочего дня. Теперь он старался не смотреть на «женский» стол. Его тайна была погребена глубоко в его сердце, он не хотел пробуждать воспоминания. Но это было почти невозможно. Когда ему случалось поднять глаза от стола, он неизбежно встречался со взглядами женщин, сидевших за сортировочным столом.