Современная дРама (СИ) - страница 2

— А ты думаешь все так быстро закрутится? — покраснев, как рак, которого бросили в кипяток, спросил он.

Я печально покачала головой. С одной стороны, дырявые носки для мужика, это как небритые ноги для бабы, точно дальше посиделок дело не зайдёт. Но это ж насколько надо не верить в себя, чтобы даже не помыслить о победном результате операции?

Подошёл официант, супруг сделал заказ для нас. Но тут литературное светило дёрнулось и прощебетало:

— А можно мне грамм сто…

Извернувшись так, чтобы мой кед дотянулся до противоположной стороны стола, я больно пнула друга мужа по щиколотке. Он по-бабьи ойкнул и уставился на меня.

— Ты ещё надерись тут до ее прихода, — поддержал Миша.

— Ну я… — промямлил Василий, — мне ж для храбрости…

— Ты для храбрости итак походу приложился к бабкиному компотику, — саркастично заметила я, перегнувшись через стол и втянув ноздрями воздух. Спиридонов замялся, попытался отстраниться. Но уловив амбре этилового спирта, я успокоилась и вернулась на стул.

А Наташа все не шла. Через двадцать минут и чайник жасминового чая, я стала нервничать. Не то чтобы сильно переживала за постельную жизнь Васьки, меня бесило, что это не я тут заставляют всех корчиться в муках ожидания.

— Спиридонов, у тебя просто проклятые носки, — заметила я, когда стрелка часов передвинулась ещё на полчаса.

— Наташенька! — вскрикнул Василий, выпрыгивая из-за стола, так, что оный чуть не придавил мне ногу. Я рассудила, скорее всего так выглядит карма, но потом забила на намеки судьбы и во все глаза вытаращилась на мечту поэта.

Натали оказалась светловолосой миловидной девушкой. Образ портила некоторая нервозность в движениях: хрупкие тонкие пальцы вечно дергались и заламывались, взгляд она не поднимала из-под ресниц и, если я удостоилась короткого кивка, то на Мишу она старательно не глядела.

— А как вы познакомились? — разрядил обстановку супруг.

— Вася был таким обаятельным, — я сомневалась в возможностях Спиридонова кого-то обаять, разве что гладильную доску. — Он читал мне Бродского…

Я наклонилась за нелепо уроненной ложкой, столкнулась лбом под столом с благоверным и зло зашептала:

— Вот видишь, ей он читает Бродского, а мне приходиться выслушивать его корявые пасквили.

***

Наташенька комкала в ладонях салфетку. Спиридонов разливался трясогузокой, хоть и обещал не читать стихи. Но где обещания и где воздержание трёхгодовое? Когда миловидная блондинка со строгим пучком на голове нерешительно удалилась в дамскую, мое любопытство разразилось арией на тему, что она здесь не по своей воле и ее принудили, конвоировав до дверей кафе.

— Ты же не хотела приходить… — сказала я своему отражению в зеркале, что висело в туалете над раковинами. Девушка затравленно уставилась в него же.

— Меня маменька заставила. Она сказала, что негоже так поступать, если ничего не можешь обещать кавалеру, скажи ему в лицо…

Что-то мне подсказывало, что вот с этой самом маменькой я бы нашла общий язык, но что делать с Наташенькой, не представляла. С одной стороны Спиридонов тот ещё киндер сюрприз, но с другой… Как-то обидно стало.

— Понимаете, он такой трепетный, — она дернула бумажное полотенце, — заикается, стихи читает… Но совершенно не приспособлен к жизни…

Это точно. Вспомнилось, как будучи у нас в гостях он орал на чайник, чтобы тот начал греть воду, потому что кнопки не нашёл. А то что она была сенсорной, не его проблемы. Или как свалился в дачный сортир у своей бабки. Перелом руки. Но это не помешало ему с ретивостью бронетранспортёра ваять одной левой свои вирши.

— Вот вы как познакомились с супругом?

— Он засунул мне деньги в декольте, — на автомате отозвалась я, выныривая из воспоминаний.

— И тогда вы влюбились?

— Нет, тогда я решила доказать, что стою дороже…

— И не пожалели?

— Лучше сделать и жалеть, чем не сделать…

Я запрыгнула на мраморную столешницу раковин, подогнула под себя ногу и закурила. Захотелось пофилософствовать.

— Наташ, когда мужчина делает вид, что влюблён, он галантен, щедр, остроумен, — затянулась ментоловым дымом, — но когда он реально влюбляется, то ведёт себя, как забитая овца.