Современная португальская повесть - страница 4

Из открытой всем ветрам хижины Антонио Палмы «Пчела под дождем» (так называется повесть К. де Оливейры) переносит читателя в удушливую, отравленную взаимным мучительством атмосферу богатого особняка. Но если в повести М. да Фонсеки несчастье сплотило семью, то К. де Оливейра рисует картину прямо противоположную: затруднения и страхи только разобщают супругов Силвестре, вызывают у них потребность вымещать свою боль друг на друге. Впрочем, семья здесь понятие чисто номинальное, речь идет о людях, связанных узами брака, но навеки оставшихся чужими. С каждым годом взаимная неприязнь растет, отчуждение углубляется. Спивается Алваро, увядает былая красота Марии дос Празерес, учащаются ссоры и даже драки, но не меркнет загнанная куда-то в подсознание, воскресшая в сновидениях жажда непознанной настоящей любви. Герои Оливейры — одновременно и палачи и жертвы. На них словно тяготеет проклятие: они губят все, к чему прикоснутся. Потому что любовь их — страсть собственническая, темная, заставляющая вспомнить Сомса из «Саги о Форсайтах» Голсуорси, героев Ф. Мориака. Супругов Силвестре словно разделяет невидимая стена, о которую разбиваются все попытки к сближению и взаимопониманию. За двумя-тремя словами, которыми обмениваются Алваро и его жена, за тягостными паузами и презрительным молчанием скрываются настоящие бури, отголоски которых выливаются в нелепые, эксцентричные выходки, во вспышки бессмысленной ярости. Одна такая вспышка слепой ревности Алваро будет стоить жизни сразу двоим — кучеру Жасинто и его невесте Кларе. И одной ли лишь вспыльчивостью, порывом низкой мстительности объясняется преступление, которое Алваро совершает «чужими руками»? Выдавая Клару и Жасинто ее отцу, он хладнокровно, продуманно метит в самые больные места старика, внушает ему мысль о необходимости расправы с влюбленными. Что это, трагическое совпадение случайностей или фатальность?

Особо важен в повести Оливейры философский подтекст, размышление автора о человеке и его судьбе, о силе обстоятельств. Так ли беспомощен он перед лицом жизни, так ли обречен на поражение, как пчела из улья доктора Нето, уставшая бороться против потоков дождя? Изломанные жизни всех без исключения героев Оливейры, казалось бы, подтверждают этот неутешительный вывод. С гибелью Жасинто, Клары и их неродившегося ребенка, с арестом ее отца и Марсело, его сообщника, на особняк Силвестре будто падает непроглядная ночь: вечный страх и угрызения совести остаются на долю Алваро, рушатся последние иллюзии Марии дос Празерес… Не находят ни счастья, ни покоя их друзья.

Но Карлос де Оливейра не просто показывает, что пути человеческие ведут в пропасть, он прослеживает эти пути шаг за шагом, чтобы найти тот единственный ложный шаг, который приводит его героев к краху. Погружая читателя во внутренний мир героев, во все тайные тайных, в «потемки» их душ, Оливейра обогащает психологические характеристики своих персонажей посредством ретроспекции. В наплывах памяти проступает тот роковой день, когда был заключен брак Алваро и Марии дос Празерес. Брак разбогатевшего торгаша и разорившейся аристократки, для обоих сделка и для обоих — западня. Очень тонко передает Оливейра гнетущую атмосферу «сдерживаемого крика», которой пропитан весь дом Силвестре. Крик этот родился в груди юной Марии дос Празерес, когда ее вели к алтарю, и жил в ней, не умолкая ни на минуту, все двадцать лет супружества, когда каждый день приходилось хоронить мечту о любви, прощаться с романтическими надеждами, внушенными воспитанием, отказаться от тщеславных замыслов… Заостряя драматизм ситуации, Оливейра «выхватывает» из прошлого обрывки фраз, фрагменты картин, которые, вновь и вновь, как эхо, повторяются в сознании героев, становятся лейтмотивом в их исполненных смятения внутренних монологах. В рамках такого монолога чередуются «ты» и «я», спорят между собой внутренние голоса, лихорадочно скачет мысль, сливая прошлое с настоящим. Вместе с автором герои интуитивно стараются доискаться: где же, как потеряли себя? И «растянутость» времени, приравнивающая двадцать лет супружества к одному бесконечному дню, у Оливейры художественно оправдана: там, где нет настоящей жизни, время ничего не значит.