Современная вест-индская новелла - страница 8

стр.

Крючконосому хотелось бы, чтобы толпа провалилась сквозь землю, хотя злости он не ощущал. Скрепя сердце он решил выполнить свое обещание — полчаса назад он привез невесту. В последний момент ее родители заявили, что и слышать не желают о свадьбе, и Крючконосому пришлось взять на себя еще и роль посаженого отца. Он влез во фрак — исключительно ради друга детства — и привез невесту в церковь, а жениха все еще не было, и Янки тоже, не говоря уже о Фло.

Крючконосый припомнил недавнюю сцену в подвале и поморщился. Он озирал церковь, а «землячки» глазели на него в растерянности. Все были в сборе: Карузо, Худерьба, Блохолюб, невероятно толстая женщина по прозвищу Крошка. Крючконосый слышал, как на задней скамье шепчутся Малыш и Квадратный Дик. У входа произошла небольшая заминка: церковный служитель не пускал Карузо с гитарой, но на помощь другу подоспел Блохолюб в вечернем смокинге и со шпагой на боку. Служитель тут же сменил гнев на милость и, с опаской поглядывая на шпагу, болтавшуюся, точно хвост мороженой рыбы, проводил приятелей к их скамье.

А на улице страсти накалились: не для того вест-индцы ехали из Брикстона и Камден-тауна, из Пэддингтона и с Холловей-роуд, чтобы напрасно томиться на мостовой. Какой-то ирландец позволил себе непочтительное замечание в адрес отсутствующего жениха. Вестиндцы ощетинились и приготовились дать отпор, но тут вмешалась собачонка, резвый белый пуделек. Встав на задние лапы, он замотал мордой и завыл так, будто взбесился от весеннего воздуха и органной музыки. Мальчишки снова запустили шутиху, а ирландец затянул вдруг песню, явно желая избежать драки. Но вестиндцы уже забыли о нем. Собравшись в кружок, они о чем-то шептались.

— Вон его сестра стоит!

— Ну, конечно, это Фло, только одета она не для церкви.

— Верно, решила не ходить на свадьбу.

— А ведь они с братом были так дружны, водой не разольешь.

Фло нервничала. Она стояла поодаль, не смешиваясь с толпой, но до нее все же долетали обрывки разговоров. Она прятала глаза от знакомых, гадая, что сейчас вытворяет Бересфорд. Полчаса назад, уходя из дома, она спрятала его фрак и отменила заказ на лимузин, а теперь раскаивалась в содеянном. Она была против этой свадьбы, но нельзя выставлять брата на посмешище. Поглядывая на огромную толпу, Фло ругала себя за упрямство.

Найдет ли Бересфорд фрак? Достанет ли машину? Ведь они с Янки так мечтали приехать в церковь в автомобиле. Бересфорд в деда пошел, а у того едва не расстроилась свадьба потому, что он наотрез отказался повторять за священником: «Все, что у меня есть, твое». Дед, видите ли, поклялся, что никогда не расстанется со своей коровой. А для Бересфорда фрак значит то же, что для деда корова!.. Фло растерянно озиралась, читая нетерпение на лицах зевак.


От подвала было почти полмили до ближайшей станции метро, а автобусы не ходили — бастовали водители. Бересфорд был в отчаянии. Он нашел фрак, и теперь они с Янки стояли на тротуаре, тщетно пытаясь остановить какую-нибудь машину. Каждая секунда промедления казалась Бересфорду вечностью.

— Мы должны успеть, пока невеста не уедет, — твердил он.

— Ну и задам же я Фло перцу, — грозился Янки, — никогда ей этого не забуду.

— Как ты думаешь, они еще ждут?

Бересфорд побежал навстречу свободному такси. Водитель замедлил было ход, но внезапно передумал и проехал мимо. Янки чертыхнулся, и в этот момент его осенило.

— Черт возьми, мы спасены! — крикнул он, поражаясь собственной находчивости. — Обожди меня здесь.

И Янки помчался в подвал мимо ошарашенного Бересфорда.


Толпа возле церкви устала ждать. Пробили часы, на крыльцо вышел священник и посмотрел на небо. Толстяк на пятом этаже уписывал свиные сосиски, запивая их чаем. Голуби дремали на колокольне, солнце клонилось к закату, и деревья бросали длинные предвечерние тени.

— А время идет… — сказал кто-то в толпе, но ему никто не ответил.

И вдруг хозяйка пуделька переменилась в лице: она первая увидела Янки и Бересфорда. Опустив голову, согнув дугой спину во фраке, Янки бешено крутил педали, направляя велосипед прямо в толпу. Бересфорд восседал на раме, бережно прижимая к груди оба цилиндра — свой и Янки. Шелковые шарфы развевались, как флаги.