Современный польский, чешский и словацкий детектив - страница 2
Внимательный анализ романа дает право утверждать, что все подобранные Диккенсом детали не случайны, служат определенной цели и непременно «отыгрываются». Каждое из «ружей», развешанных писателем в начале романа, должно было выстрелить в его финале. Это законы жанра, а задача, которую автор себе ставил, была именно в точном следовании этим законам. Исследователю или читателю, у которых судьба похитила вторую половину так увлекшей их книги, остается лишь одно за другим снимать со стен эти ружья и стрелять из них, не огорчаясь и холостыми выстрелами («холостые» тоже подброшены специально и потому они тоже неслучайны!), — они означают лишь то, что следующее «ружье» непременно заряжено!
Сюжет в детективе становится шахматной задачей — перед нами, несомненно, особый жанр — нам предлагают виртуозное мастерство ведения заранее продуманной интриги, блестяще скрываемые «неожиданности», «узнавания» и т. п. Такие «узнавания» немыслимы без точно найденных деталей, несущих чисто сюжетные функции. Деталь сюжета в детективе поворачивает действие, причем на нее не направлен «луч света», наоборот, найдя ее, автор тут же стремится возможно тщательнее ее спрятать, окружая деталями действительно случайными, пустыми и никому не нужными, потом он снова и снова как бы ненароком будет обращаться к той детали, она необходима, она движет все действие, но закон жанра требует ее тайны… Так единственное бревно в молевом сплаве держит гигантский, все растущий затор из бревен — найди его, выбей — и вся грохочущая громада разом рухнет…
Речь идет о самой природе жанра, разумеется, живого, зависящего от времени, несомненной специфики и творческой индивидуальности автора. И тем не менее очень интересно, что романы, с которыми предстоит познакомиться читателям этого сборника, несмотря на всю их современность и такое важное, проникающее их нравственное отношение к самому факту преступления, написаны, а вернее сказать, исходят именно из только что рассмотренной классической традиции. Авторы как бы приглашают своего читателя идти тем же путем, что и следователь, «фальшивые сигналы» и «ловушки», которые расставляют сюжеты всех четырех романов, необычайно заманчивы. И коль попадаются в них профессиональные работники милиции и следственных органов, то тем более «ловится» на них читатель. Но перед нами не просто демонстрация мастерства писателей, работающих в традиции жанра, «закручивание» сюжета дает возможность увидеть весьма широкую картину жизни и, несмотря на стремительно разворачивающуюся ее панораму и неминуемую при этом поверхностность изображения действительности, позволяет представить себе достаточно определенно бытовой и социальный разрез современной жизни, ставшей «плацдармом», на котором разворачивается действие романов.
Это и что-то неуловимо новое в самом облике Варшавы, Праги и Братиславы, во взаимоотношениях меж людьми и в отношении к самому факту преступления, расследованием которого занимаются герои романов, и, что особенно важно, в несомненном контакте, который возникает между героями и читателем, активно сопереживающим им в их деле. Как бы ни были тяжелы и явственны следы войны — в облике городов и судьбах людей, о которых идет речь в романах Пивоварчика, Блахия, Фикера и Вага, еще более несомненны для их читателя изменения, происшедшие в судьбах этих городов и людей за первое послевоенное десятилетие строительства новой жизни. Реалистически точная фиксация, с одной стороны, наследия войны, а с другой-несомненности глубоких социальных преобразований последних лет и придает романам сборника особый колорит — определяет их своеобразие, решаемое по-своему в каждом из романов.
Загадочный и страшный взрыв в почтовым вагоне, стоивший трех человеческих жизней, превративший в пыль и пепел двадцать миллионов бумажных крон, транспортируемых из Национального банка, — начало романа Э. Фикера «Операция «C-L» — открывает в финале романа преступника, для которого сам факт чудовищности его преступления принципиально обоснован. Его бунт против человеческой нравственности и морали, оправданный, по его мнению, тем, что существует еще более страшное преступление — война, трансформирует его собственную личность, попытка отвечать злом на зло неминуемо оканчивается внутренним поражением, ибо не только не способна зло остановить, но его удесятеряет. Как видите, мысль романа достаточно серьезна и глубока, а меж тем Э. Фикер нигде ее не декларирует. Непонятная нормальному человеческому сознанию логика преступления, раскрытие и осмысление которого происходят только в финале, затрудняет работу следствия, новые и новые жертвы — следы, оставляемые преступником, не укладываются в традиционные схемы, и потому путь, которым идет расследование, ведя за собой читателя, вовлекая его в эту работу, приводит к самостоятельному и несомненному осуждению чудовищной позиции преступника.