Созданы для любви - страница 14

– Очень жаль, – сказал тогда Байрон, – что ваша мама умирает.

На следующий день после интеврью Хейзел разбудил телефонный звонок. Это ее удивило, ведь телефон отрубили за неуплату еще три недели назад. Кто может позвонить на нерабочий телефон, если не мертвец, призрак или высшая сила, и какая из опций менее пугающая?

Она сразу решила, что ее мама умерла и звонит ей с того света.

– Вот же блин, – пробормотала Хейзел. Для нее было рановато, всего девять утра, а еще она мучилась похмельем, о чем ее покойная мать легко поняла бы по голосу. Ее воображение стало подкидывать ей картинки с проклятыми телефонами – вот ксенофильские языки вылезают из трубки и облизывают ухо, сочась зеленой слюной, а вот выдвижные иглы выстреливают из отверстий микрофона, как только ничего не подозревающий хозяин подносит трубку к голове.

Хейзел нацепила кухонную рукавицу и взяла трубку. Подержала пару мгновений на безопасном расстоянии от лица. Лучше дать захваченному темной силой телефону сделать первый шаг.

– Алло? – услышала Хейзел голос из трубки. Голос был мужским, и Хейзел успокоилась. Это точно не призрак свежепреставившейся мамы. С остальными мертвяками разобраться будет проще.

– Это Байрон Гоголь.

– Вы умерли?! – воскликнула Хейзел. Повисла тишина, и тут Хейзел поняла, что может быть другое объяснение – и дала задний ход. – В смысле, мой телефон умер. В смысле, он не работает.

Она понадеялась, что звучало это так, как будто что-то случилось на линии или с аппаратом. Она получила от Дженни деньги, но планировала потратить их на выпивку и полуфабрикаты. Если честно, ей просто не хотелось узнавать, что мама умерла, тем более что та уже отменила собственные похороны. «Давай обойдемся без прощаний, – настаивала она, когда Хейзел в прошлый раз зашла к ней домой, – лучше пожмем друг другу руки и договоримся встретиться позже. Такое вот джентльменское соглашение». Руки они пожали, хотя Хейзел хотелось последовать внутреннему протесту – звучащему в ее голове голосу профессора по феминологии и… кого еще? Октавии Батлер? Хейзел нравилось думать, что все феминистические мысли посылает ей в голову дух Октавии Батлер, – и сказать: «Джентльменов тут нет, мам. Да и соглашаться друг с другом у нас нечасто выходит».

– Но сейчас телефон, кажется, заработал, – Хейзел почувствовала, что реплика вышла не очень-то очаровательная, и задумалась, что бы такого сказать, чтобы его очаровать. – Так приятно слышать ваш голос.

– А мне хотелось услышать твой, так что я разобрался со счетами. Не хочешь встретиться сегодня вечером?

Кое-какие факты из ее жизни, которые, как она поняла теперь, были Байрону известны, – например, то, что с деньгами у нее беда и что она вылетела из колледжа, скрыть было нельзя. Но ее слова и эмоции могли не иметь ничего общего с реальностью. Он бы проникся быстрее, притворись она, что уже от него без ума, – так она и сделала.

– Тогда этот телефон будет телефоном-только- для-Байрона, – сказала она. – Никто другой не узнает, что он снова заработал. А если позвонит кто-то, кроме вас, я просто повешу трубку. – И тут у нее вырвалось более искреннее: – А как вы узнали, что моя мама при смерти?

Впрочем, она уже представляла себе высокосветскую интрижку, ужин, где в качестве декорации присутствует рояль или даже рояли. Понтовым ресторанам наверняка мало одного рояля. Ей было нечего надеть. Она покупала себе одежду с кредиток (и иногда воровала, успокаивая свою совесть мыслью о том, что производители наживаются ценой рабского труда. Она убеждала себя, что воровать и носить одежду, сшитую в потогонных цехах, – один из способов борьбы за права человека). Но большая часть ее одежды была в плачевном состоянии – вся в потертостях и пятнах, прожженная дешевыми сигаретами и с едким запахом отбеливателя. «Боже, – сказала ей умирающая мать, когда она в последний раз ее навещала – Боже-боже-боже. На тебя что, напали? Что это за вид? Если бы я увидела тебя на улице, я остановилась бы спросить, не нужно ли тебе в полицию. Знаешь, что говорят твои джинсы? „Надо мной только что надругались. Я хочу сделать заявление