Создатель - страница 13

– Это дневник, – не сразу ответил Брахур. – Я описываю жизнь на острове. Виды растений и животных. Например, какие птицы здесь водятся. Много чего… – Он почесал лоб. – Повадки сектантов, конечно. Воспоминания из прошлой жизни.

– Зачем тебе это? – спросила с любопытством она.

– Это исследование. Мне нужно во всем разобраться. Не просто же так мы сюда попали.

– Возможно, мы умерли, – прошептала женщина. В ее голосе чувствовался страх. – И Бог отправил нас сюда, чтобы мы искупили свои ошибки.

Брахур фыркнул.

– Я люблю наблюдать за небом, – продолжала Мирия. – Это меня успокаивает. С детства люблю. Вот только за эти дни я не видела ни одного самолета, ни одной белой полосы в небе.

– Я давно это заметил, – сухо сказал Брахур. – Смотри. Здесь я записываю музыкальные произведения, которые мне удалось распознать.

Он показал женщине полуметровую полоску, густо покрытую закорючками.

– Ты разбираешься в музыке? – спросила Мирия.

– Немного.

– Внушительный список, – заметила она.

– Почти двадцать композиторов, – гордо сказал он. – Хотя многое, конечно, я не знаю.

Мирия улыбнулась и вернула полоску.

Она коснулась его руки, и он сразу понял, что у нее жар.

– Пообещай мне, – сказал Брахур, – что прямо сейчас допьешь эту воду в горшке. Нужно пить еще больше.

– Обещаю.

Брахур опять думал: сплю я или бодрствую? И в который раз не смог ответить на этот простой вопрос.

Отлежавшись, Нейт решил сходить на разведку и посмотреть, что происходит на пляже.

Продираясь сквозь жесткие стебли папоротников, он наткнулся на подобие зеленого туннеля, который вел к берегу. На пляже все сверкало и захлебывалось солнцем. С бешеным, иронически веселым вызовом звучала музыка. Вдали около десятка человек стояли на коленях и, глядя на гладкую поверхность океана, молились. Еще несколько в каком-то отупении бродили вдоль кромки воды.

На обратном пути он заметил в кустах тело, облепленное мухами. Лицо тучного мужчины, на котором застыла гримаса ужаса, было вымазано черной засохшей кровью и песком. Нейт подошел к трупу, присел на корточки и внимательно рассмотрел его.

От таких потрясений могли пострадать последние остатки его разума, исчезнуть здравый смысл, уступив место паранойе.

Нейт размышлял над самым простым объяснением происходящего: возможно, он тоже сошел с ума. С другой стороны, он был твердо уверен, что, несмотря на сюрреализм ситуации, это не так. Его окружала яркая действительность – реальность, не вызывающая сомнений. Влажные запахи острова, терпкий вкус фруктов, пляшущие по воде блики солнца, наконец, люди. Живые люди.

Он вдруг подумал: «А что, если против него составлен заговор, чтобы подтолкнуть его к сумасшествию или, того хуже, к самоубийству. Нет, это точно выглядит нелепо».

Сифинь спала.

Он с ужасом понял, что, раздираемый любопытством, оставил ее совсем одну. Она свернулась в позе эмбриона и тихо сопела. Чумазое личико. Волосы свалялись в колтуны. Его затопила жалость к девочке. Она больше не жаловалась на отсутствие мыла и, казалось, начала привыкать к этому проклятому месту.

Он поцеловал ее плечо, лег рядом на мягкие, душистые ветви папоротника и погрузился в тревожный сон.

Брахур выглядел обеспокоенным, когда вернулся в логово под сосной. Он пришел под вечер, когда спряталось за океан солнце и остров окутала тьма. Они с Нейтом сидели неподалеку от входа и разговаривали, глядя на тлеющие угли.

– Чтобы здесь выжить, – сказал Брахур, – нужно уметь притворяться.

– Ясно.

– Где девочка?

– Спит.

Нейт, встав, заглянул внутрь логова, вздохнул и вернулся к костру. Девочка спала, как сурок, – настолько она устала и измучилась.

– Если послушать старика, – продолжал Брахур, – так это «благословенное божество» избрало нас и перенесло сюда.

– Откуда вообще он взялся?

– Порой мне кажется, это сон, – хмыкнул Брахур. – Кошмар с добавкой религиозности.

– А ты верил в Бога? – неожиданно спросил Нейт. – До острова.

Не вполне понимая причину, он проникся особым доверием к Брахуру.

– Нет, не верил.

– Совсем? Или допускал возможность?

Парень немного подумал и ответил:

– Когда мне было лет семь, отец водил меня в церковь. Мы зажигали свечи и молились. Повзрослев, я стал агностиком.