Сожги в мою честь - страница 2

Око за око, зуб за зуб. Через пару минут я казню двух людей.

Одного «с особой жестокостью», как напишут газеты. Чушь собачья! Чудовище будет наконец наказано по заслугам.

Впервые за все время, что я жажду этой минуты, слава богу, или слава дьяволу, или тому, кто не существует — моя душа иссохла, я верую теперь только в пустоту, — он наконец мой, полностью в моей власти. О нет! Тебя здесь недоставало! Заткнись, совесть, во мне больше нет жалости! И меньше всего к этому куску дерьма, насосавшемуся человеческой крови: он издохнет, как клещ.

Я вижу его в конце коридора, в купе первого класса — сидит, как Будда, напротив своего сторожевого пса. За окном проносится Бургундия. Он смотрит, как на землю опускается вечер. Осенью в это время склоны холмов точно вспыхивают, окутанные сиянием, величественные, словно их писал Тернер[1].

Тип, что сопровождает клеща — пес, готовый вцепиться в глотку. Он читает порноиздание, написанное спермой. Покрытый прыщами и шрамами, этот парень — настоящий дегенерат. Не знаю его имени, в общем-то, мне на него плевать. Не повезло ему оказаться здесь. Что ж, тем хуже для его тушки, придется убрать и шестерку.

А вот у хозяина голова не только затем, чтобы шапку носить. Империя его огромна: не сосчитать предприятий от Дижона до Валанса. Господин Матье Бонелли — так его зовут — купается в грязных деньгах и крови. В его гнилой среде не особенно выбирают средства. Когда рвутся к власти, идут по трупам.

Изменило ему счастье, зря он оставил еще один труп: за него он мне дорого заплатит.

Я выслеживаю цель днем и ночью. Прежде, чем прикончить его так, как я планирую, нужно было найти подходящее место. План сумасшедший, знаю. Убить на улице было бы куда проще. Или в машине — притормаживаешь, стреляешь, срываешься с места. Имей только нервы чуть покрепче — и уйдешь невредимым. Но такая смерть была бы слишком быстрой… а я хочу видеть, как он зовет мать, издыхая. Долгие месяцы следуя за Бонелли тенью, мне пришлось ломать голову, где его настигнуть. В Лионе возможности не представится: на вершине холмов Мон-д’Ор его вилла — настоящий бункер. Гориллы-охранники пасут ее от входной двери до гостиной. Рабочие кабинеты — та же песня: окружены толпой вооруженных людей днем и ночью. Пытаться убрать его там было бы безумием, настоящим самоубийством.

Терпеливо изучая и обдумывая его пристрастия и мании, мне удалось обнаружить брешь.

У клеща есть одна страсть: при первой же возможности Бонелли едет поездом. Этот отброс обожает поезда! Даже больше: вбухивает огромные бабки в их уменьшенные копии. Настоящий фанат железных дорог. Наверное, мальчишкой мечтал водить локомотивы. А сейчас, на седьмом десятке, играет в начальника вокзала у себя на чердаке.

Вот почему насекомое — неизлечимый фанат — путешествует поездом, пересекая свою империю. Рядом с Дворцом герцогов в Дижоне он владеет ночным клубом, который высоко ценит местная элита. Частный, роскошный, снобистский. Стакан виски стоит там пятнадцать евро. За такие деньги благовоспитанные люди могут быть уверены, что находятся среди равных себе. Дела идут неплохо, заведение всегда битком. А хозяин снимает кассу каждое четвертое воскресенье, сопровождаемый своим громилой — тот ходит за ним, как пришитый.

Никакого отступления теперь, я прикончу его здесь, на линии Дижон-Лион, в вагоне улучшенного типа. Другой возможности у меня нет. В Гренобль, куда он ездит постоянно, Бонелли отправляется экспрессом. В остальное время шофер возит его в бронированном «бентли» и всегда строго по расписанию. Знаю точно — у меня все четко помечено. Мое насекомое отрегулировано почище швейцарских часов.

Но говорить об успехе дела заранее нельзя. Методичность и скрупулезность — вот ключи к успеху. Чтобы отшлифовать план, каждое воскресенье с середины июля я сажусь в этот поезд, который знаю уже, как свои пять пальцев. Он никогда не заполнен до конца, вагоны первого класса пусты, к тому же находятся в хвосте состава — идеальное место для осуществления задуманного. Контролер проходит только после Макона.

На протяжении четвертой части маршрута пассажиры всегда одни и те же. Я их всех хорошо знаю в лицо.