Сознание и жизнь - страница 2

Задумаемся еще раз над тем, что именно должно было бы поразить нас в формуле Декарта даже сильнее, чем то господствующее положение, которое он придает самости [das Selbst] по сравнению с вещью [die Sache]. Философ говорит о сознании так, как будто бы думает при этом о совокупности всех переживаний, но на самом деле подразумевает направленное на них восприятие. Поставив способность суждения на место переживания, он приносит весь наш внутренний мир [Innerlichkeit] в жертву простому познаванию [Erkennen]. С характерной для него последовательностью, Декарт не останавливается перед тем, чтобы прямо назвать вытекающие отсюда следствия: весь мир - это исчислимая связь сил; животные - бездушные машины; душевные волнения, которые свойственны также и нам, людям - не что иное, как болезнь духа, perturbationes animi[5]! Столь ясные заявления не могли не вызвать горячего протеста. Но, оказавшись в ловушке мнимой противоположности между cogitare и esse[6], противники Декарта лишь оспаривали господствующее положение сознания по отношению к бытию с помощью столь же бесплодного, но, к сожалению, весьма распространенного контр-утверждения, согласно которому именно бытие составляет основу сознания. В итоге до предела обострилась борьба между двумя лагерями метафизики - "материалистами" и "идеалистами"; можно подумать, что сам злой гений обмана пытается, за дымовой завесой этой ни к чему не приводящей борьбы, скрыть от познания главное - что для существующего во времени есть нечто более важное, чем cogitare и esse, дух и материя, а именно - жизнь!

Будем ли мы выводить дух из вещества или вещество из духа, или же рассматривать и то и другое как некую изначальную полярность, как это делается в догматическом учении о "психофизическом параллелизме"[7] - в любом случае мы не сможем воссоздать того, что мы с самого начала забыли включить в наши расчеты: действительность жизни! Дух познаёт, бытие есть, но только жизнь живёт! Оба первых - вневременны и всеобщи, и только последняя существует во времени и индивидуальна; без неё и мы сами, как преходящие создания, не знали бы ни о духе, ни о материи. Но оставим разногласия философских школ и вернемся к вопросу о сущности сознания.

Сознание - это не поток переживаний; оно возникает лишь постольку, поскольку этого потока коснулся луч восприятия. Чтобы убедиться в том, что подобное утверждение соответствует данным опыта, взглянем на те формы, в которых проявляется жизнь. Возьмем, к примеру, растения. Нет эпохи или народа, которые бы питали сомнения относительно того, что растения живут; мышление, не затронутое научным образованием, даже склонно, подобно первобытному мышлению, видеть именно в буйном росте растений - например, девственного леса - большую полноту жизни, чем в беспокойной подвижности животных; здесь же коренится и распространенный с доисторических времен культ деревьев. Между тем никто (если он не впал окончательно в вышеупомянутое заблуждение) не будет приписывать растениям сознания, полагая, что они наделены даром восприятия солнечных лучей или собственных переживаний, связанных с воздействием света. Эти соображения подводят нас вплотную к моменту, где различие познания и жизни выступает особенно наглядно.

Как известно, строительными элементами жизни в растительном и животном мире являются клетки. Жизнь присуща клеточным организмам[8], но именно эта связь как таковая совершенно недоступна сознанию. В каждом из нас жизнь живой клетки соединена (непрерывной цепью миллионов смертей и рождений преходящих существ) с первыми комками протоплазмы в первобытном море, покрывавшем нашу планету; напротив, наше сознательное воспоминание не сохраняет даже переживаний нашего собственного эмбриона в организме матери, не говоря уж о переживаниях наших предков. Тогда как наша жизнь - это только мгновенная фронтальная сторона потока, который простирается назад вплоть до эпохи образования сланцевых пород, наше сознание как таковое ограничено исчезающе малым отрезком существования отдельного человека. И разве не поразительно, что при этом всё-таки смешивают сознание и жизнь?