Сознание и жизнь - страница 4

Позволю себе одно промежуточное замечание для тех, кто более детально занимался относящимися сюда вопросами. Начиная с Локка, время от времени заводят речь о некоем "внутреннем" восприятии, посредством которого мы знаем о духах [Geistem] и их деятельностях аналогично тому, как посредством внешнего восприятия - о предметах, данных в ощущении[12]. В противоположность этому, мы придерживаемся - вместе со многими современными исследователями душевной жизни - того мнения, что мы получаем знание о внутреннем мире не посредством восприятия, а посредством самоосмысления [Selbstbesinnung]. Но даже если и допустить, что "внутреннее" восприятие имеет место, то и тогда воспринятое таким образом является по своему действительному характеру некоторым предметом. Только речь идет теперь не о протяженности, движениях и телах, но о духах и их деятельностях суждения, мнения, хотения; однако и духи подобны вещам в том отношении, что они также "пред-стоят" нам как некие устойчивые объекты, не изменяющиеся с течением времени. Вот что следовало заметить о "внутреннем" восприятии.

Сказанное о восприятии посредством ощущений имеет силу и для восприятия вообще; восприятие соотносится с предметами и ни с чем другим. Но это означает, что посредством одного восприятия мы не можем получить ни малейшего понятия о жизни. Если мы представим дух, который был бы только духом - как учит нас, в частности, христианство относительно сущности божества - то его всезнание, даже если бы оно простиралось и на бесконечное будущее, имело бы предел. Такой дух видел и знал бы всё - и только об одной жизни он не знал бы ничего[1**]. Он воспринимал бы тела и происходящие с ними процессы, проникал бы тотчас в их внутреннее строение и схватывал бы с одного взгляда ту игру атомов и флюидов, которую мы исследуем в течение столетий; но ему никогда не пришло бы на ум предположить в этих движениях и волнениях нечто живое. Для него мельтешение бегающих, ползающих и летающих существ не отличалось бы принципиально от падения камней, веянья ветра, плеска волн на водной поверхности; изменение внешнего вида развивающихся растений - от изменения внешнего вида постепенно разрушающихся скал. И то, и другое было бы для него лишь формой существования механически движущихся тел и молекул. Как на ладони лежали бы перед ним и духи, открытые для него в своих самых тайных и даже еще не рожденных волнениях. Но и в этом случае ему наверняка не пришло бы на ум поставить этих духов в какую-либо связь с телами. Будучи вне пространства и места, они были бы для него повсюду и нигде. Духовное не являлось бы живым проявлением телесного, а телесное - полем деятельности духовного. Мир распался бы на две совершенно чуждые друг другу половины: нечто бестелесно-духовное и нечто телесно-механическое; две половины, которым как раз и не хватало бы, перефразируя Гёте, "живой связи"!

Нарисованная мною картина - не фантазия, а только не совсем почтительное воспроизведение принципиального убеждения, которое господствует в философском мышлении, начиная, в сущности, с Платона, и уже совсем открыто и решительно заявляет о себе с эпохи Возрождения. С одной стороны - материя, с другой - дух; первая - пространственна и телесна, последний - внепространствен и бестелесен; первая подчиняется механическим "законам", последний действует из собственной "свободы". Именно картина мира, расколотого на cogitare и esse, дала нам исходную точку для доказательства того, что, путая жизнь с сознанием, нельзя составить о жизни никакого понятия. Сейчас мы сделали еще один шаг и установили, что по самой природе восприятия оно способно схватывать только вещи и механизмы. Мыслящее сознание не только не способно само по себе обнаруживать жизнь, но ещё обладает свойством убивать жизнь! Все, на что падает луч духа, тотчас превращается в простую вещь, в исчислимый объект мысли, отныне "механически" связанный с другими объектами. Отталкивающий тезис одного из современных мудрецов - "мы воспринимаем только мёртвое" имеет глубокий смысл, несмотря на свою лапидарную форму