Спартак. Бунт непокорных - страница 18
Спартак встряхнул головой, ухватился за решетку, встал и сделал несколько шагов.
— Я думал, что твой Единый Бог против убийств, — ответил он. — Ты говорил о Владыке Справедливости, который судит людей. А теперь ты хочешь, чтобы я убил Гальвикса, которого никогда не видел? Ты хочешь спасти свою жизнь, Иаир, вот почему ты толкаешь меня на битву. Но римляне не пощадят нас. Ни меня, ни тебя. Так что бороться бессмысленно. Лучше сразу умереть.
— Решай сам, Бог подскажет тебе, — ответил Иаир. — Но каждый человек имеет право защищаться, даже если для этого ему придется убить.
Спартак покачнулся. Аполлония поспешила к нему, обняла и поддержала его.
— Дионис поможет тебе победить, — сказала она. — Ты убьешь Гальвикса.
13
Римляне сняли цепи со Спартака и приказали Иаиру-целителю обильно смазать его тело маслом. Затем заперли его в огромной палатке, которая служила складом и мастерской для VII легиона. Она находилась на берегу рва, окружавшего лагерь.
Гальвикса увели в другую палатку, расположенную на четыре сотни шагов дальше.
Спартак остался один.
Он слышал крики солдат, которые собирались на площади. Тридцать пар пленных даков готовились к сражению. Вооруженные легионеры, стоя плечом к плечу и выставив вперед щиты, окружали пространство, в центре которого даки должны были бороться друг с другом. Копья римлян сверкали на утреннем солнце.
Трибун Кальвиций Сабиний и центурион Номий Кастрик заняли места на возвышении. Иаира и Аполлонию привязали рядом.
Зазвучали трубы, Сабиний поднял меч, затем опустил его. Солдаты взревели: «Убей, убей, убей!»
После секундного промедления даки бросились друг на друга. Они катались по земле, пытаясь вцепиться друг другу в глаза, половые органы, ухватить противника за шею. Убить можно было, только изуродовав, задушив. Ногти, зубы, руки, пятки, любая часть тела превращалась в оружие.
Из кровавого месива поднялись, шатаясь, несколько мужчин. Другие пытались встать на ноги, но падали.
Тогда на них спустили огромных фригийских собак.
У них были длинные морды, заостренные уши, черная шерсть. Их привлек запах крови, и они молча впивались в горло, рвали тела на части. Ничто не могло заставить их выпустить добычу.
«Убей, убей, убей!» — кричали солдаты, стоявшие на ступенях, и барабаны отбивали ритм.
Вскоре на арене остались только черные псы, рвавшие окровавленные трупы.
Появились солдаты и набросили сети на рассвирепевших зверей. Они прогнали их и убрали разорванные тела. Арена превратилась в обычную площадку с утоптанной травой.
Снова раздались звуки труб, возвещавшие появление Спартака и Гальвикса, которых вели солдаты. Их освободили от цепей и подталкивали копьями, чтобы они шли один за другим. Оба были нагими.
Гальвикс был выше Спартака и шире в плечах. Он шел слегка сутулясь, словно его руки были так тяжелы, что тянули тело к земле.
Остановившись в двух шагах от Спартака, он поднял руки, сцепив ладони, так что они превратились в молот.
«Убей, убей, убей!»
Возможно, эти крики удивили его и заставили на секунду замереть.
Спартак, воспользовавшись промедлением противника, бросился на него и схватил Гальвикса за горло. Тот, выпучив глаза, покачнулся, рухнул на колени, и Спартак ударил его по шее ногой, а затем стал бить в живот. Голова Гальвикса откинулась назад.
«Убей, убей, убей!»
Спартак мог разорвать его, задушить. Он уже вытянул руку, чтобы снова схватить дака за горло.
«Убей, убей, убей!»
Но он отступил на несколько шагов.
Вышедшее из-за облака солнце ослепило Спартака.
Фракиец не увидел, как Гальвикс поднялся, медленно шагнул вперед.
Когда он услышал рядом с собой прерывистое дыхание дака, было уже поздно.
Гальвикс бросился вперед, подмял Спартака под себя.
«Убей, убей, убей!»
Гальвикс был сверху. Его колени стиснули Спартака, прижали к земле, он едва не раздавил грудь фракийца.
Значит, у смерти серые глаза?
Спартак не отвел взгляд. Он хотел видеть противника в тишине, охватившей арену, скамьи, ряды легионеров, но внезапно раздался пронзительный крик женщины:
— Смотри, смотри, Спартак! Смотри глазами Диониса!
Спартак повернул голову, хотел найти глазами Аполлонию, но увидел только легкую голубизну неба своего детства, которое смерть сделает черным.